очень нудно 
57 
— Четыре яйца, — сказал он.
— Да, сэр.
Хозяин оглянулся и посмотрел на него, потом, снова отвернувшись, занялся готовкой. Вдруг мальчику пришло в голову, что, когда тот говорит, он говорит не с ним. Когда яичница была готова, он достал тарелку, перевалил яичницу на нее и, положив на ее край почерневшую серебряную вилку, поставил перед мальчиком. Подлил ему еще кофе, поставил чайник обратно на плиту и, сев напротив него за стол, стал смотреть, как он ест.
— Вы заблудились, — сказал он.
Застыв с полной вилкой яичницы в руке, мальчик обдумал вопрос.
— Да нет, навряд ли, — наконец сказал он.
— Последний человек, который приходил сюда, был болен. Больной был человек.
— Это когда?
Хозяин неопределенно помотал в воздухе рукой.
— И что с ним было потом? — спросил мальчик.
— Потом он умер.
Мальчик продолжал есть.
— Ну, я-то вроде не болен, — сказал он.
— Он тут и похоронен — на кладбище при церкви.
Мальчик пожевал, проглотил.
— Нет, я не болен, — сказал он. — И я не заблудился.
— За много лет он первый, кто там похоронен, это я вам точно говорю.
— За сколько лет?
— Не знаю.
— А зачем он приходил?
— Он был шахтером с гор. Забойщик. Barretero. Он заболел и спустился сюда. Но слишком поздно. Никто уже ему ничем помочь не мог.
— А сколько тут живет народу?
— Нисколько. Я один.
— Стало быть, только вы и пытались?
— Пытались — что?
— Как-то ему помочь.
— А, ну да.
Не переставая есть, мальчик посмотрел на хозяина.
— А какой сегодня день? — спросил он.
— Воскресенье.
— Я имею в виду число. Число у нас какое?
— Этого я не знаю.
— А какой месяц, знаете?
— Нет.
— Откуда же вы знаете, что нынче воскресенье?
— Знаю, потому что воскресенье бывает раз в семь дней.
Мальчик продолжал есть.
— Я, вообще-то, мормон. Или был мормоном. Во всяком случае, по рождению я мормон.
Мальчик толком не знал, кто такие мормоны. Оглядел комнату. Покосился на кошек.
— Мормоны перебрались сюда много лет назад. В тысяча восемьсот девяносто шестом году. Из Юты. Когда она присоединилась к Штатам. {40} Ну, то есть Юта. Вот и я был мормоном. Потом я поменял церковь. И стал уже и сам не знаю кем. А потом стал собой.
— И что вы тут делаете?
— Я тут вроде как смотритель. Сторож.
— А что сторожите?
— Эту церковь.
— Так она же рухнула.
— Ну, в принципе да. Конечно. Она рухнула во время terremoto. [220]
— И вы при этом присутствовали?
— Я тогда еще не родился.
— Когда это было?
— В тысяча восемьсот восемьдесят седьмом.
Мальчик доел яичницу и положил вилку на тарелку.
Поднял взгляд на хозяина:
— А вы здесь давно?
— Да уж лет шесть.
— А когда вы приехали, здесь было все вот так же?
— Да.
Мальчик взял свою чашку, выпил до дна и поставил на блюдце.
— Спасибо вам за завтрак, — сказал он.
— Да не за что.
Мальчик сделал движение, будто собирается встать и уйти. Хозяин полез в карман рубашки, достал оттуда табак и холщовый мешочек с обертками от кукурузных початков, нарезанными в виде квадратиков. Одна из кошек на койке встала и потянулась, выпрямив сперва задние ноги, потом передние, потом беззвучно запрыгнула на стол, подошла к тарелке мальчика, понюхала, после чего уселась, подобрав под себя лапки, и стала аккуратно выедать кусочки яичницы, застрявшие между зубцами вилки. Хозяин насыпал в кукурузную обертку табак и стал сворачивать самокрутку. Пододвинул принадлежности через стол мальчику.
— Спасибо, — сказал мальчик. — Я к этому пока не пристрастился.
Хозяин кивнул и с только что свернутой цигаркой в уголке рта подошел к печке. Взял из стоящего на полу ведра со щепками длинную лучину, отворил дверцу, нагнулся, поджег лучину и от нее прикурил. Потом задул лучину, положил ее назад в ведро, захлопнул печную дверцу и, возвратившись к столу с чайником, снова наполнил чашку мальчика. Его собственная чашка с черной остывшей жидкостью стояла нетронутой. Он вернул заварочный чайник на плиту, обошел вокруг стола и сел на прежнее место. Кошка встала, погляделась в белый фарфор тарелки и, отойдя, села, зевнула и принялась намываться.
— Зачем вы сюда приехали? — спросил мальчик.
— А вы зачем?
57 
