7 
— Здоровенный какой! — сказал Билли. — Это на медведя, что ли?
— На волка. Номер четыре с половиной. Видишь, выбито: «С. Ньюхауз. Онейда комьюнити Лтд.» {6} — девятнадцатый век! Такую маркировку они применяли только до восемьдесят шестого года. Потом стали клеймить изделия словом «Виктор».
Отец разложил на полу все восемь капканов, газетой отер ладони от жира. Ящик снова накрыли крышкой и забросали дровами точно так же, как это было, когда Бойд его нашел. Потом отец снова сходил в сени и принес плоский деревянный короб с затянутым мелкой проволочной сеткой дном, бумажный пакет стружек и большую корзину, чтобы сложить туда капканы. После чего все вышли, снова заперли входную дверь на висячий замок, отвязали лошадей и уже верхами снова подъехали к хозяйскому дому.
На веранду вышел мистер Сандерс, но гости спешиваться не стали.
— Оставайтесь поужинать, — предложил он.
— Да нет, нам пора возвращаться, спасибо.
— Что ж…
— Восемь штук я нашел. Капканов-то…
— Ну хорошо.
— Посмотрим, как оно пойдет.
— Что ж… Надо думать, придется вам за ней погоняться. Она ж недавно тут — ни привычек не завела, ни троп натоптанных…
— Эколс говорил, что нынче этого ни у кого из них не заводится.
— Ему виднее. Он сам был вроде как наполовину волк.
Отец кивнул. Приобернувшись в седле, окинул взглядом окрестность. Снова стал смотреть на старика.
— А вы когда-нибудь нюхали то, чем он их приманивает?
— Ну… да. Бывало.
Отец кивнул. Махнул на прощанье рукой, развернул коня, и они поехали к дороге.
После ужина взгромоздили на плиту оцинкованную ванну, ведрами наносили в нее воды, добавили ковш щелока и опустили капканы кипятиться. До вечера подкладывали дров, потом сменили воду, опять сунули в ванну капканы — на этот раз с сосновыми стружками; набили полную топку поленьев и оставили на ночь. Проснувшийся ночью Бойд лежал, слушал, как в тишине потрескивает в печи… или это дом скрипит на степном ветру? Бросил взгляд на кровать Билли — пусто; еще полежал и встал, вышел в кухню. Билли, верхом на одном из кухонных стульев, сидит у окна. Скрестив руки на спинке стула, смотрит на луну над рекой, на прибрежные ветлы и горы, громоздящиеся вдали на юге. Обернулся, посмотрел на Бойда, застывшего в дверях.
— Ты чего тут? — спросил Бойд.
— Да встал вот дров подбросить.
— А смотришь куда?
— Да никуда так, особо-то. Не на что тут смотреть.
— Чего не ложишься?
Билли не ответил. Помолчал, потом говорит:
— Давай-ка спать иди. Я сейчас тоже лягу.
Вместо этого Бойд вышел в кухню. Встал у стола. Билли повернулся к нему.
— Это я, что ли, разбудил тебя? — спросил он.
— Ну вроде как…
— Но я же тут на цыпочках, тихонько…
— Ладно, ладно.
Когда на следующее утро Билли проснулся, отец сидел за кухонным столом в старых перчатках из оленьей кожи и с кожаным фартуком на коленях — натирал сталь одного из капканов пчелиным воском. Остальные капканы лежали на телячьей шкуре на полу, их цвет был иссиня-черным. Отец поднял взгляд, снял перчатки, бросил их на покрытые фартуком колени рядом с капканом, снял фартук и положил все на пол, на телячью шкуру.
— Помоги-ка мне ванну снять, — сказал отец. — А потом покроешь воском эти.
Билли взялся за дело. Обрабатывал тщательно, втирая воск в тарелочку насторожки, в выбитую на ней фирменную надпись, в прорези, внутри которых ходят челюсти капкана, в каждое звено пятифутовой цепи и в тяжелый двузубый якорь, приделанный к ее концу. После этого отец развесил капканы снаружи, на холоде, — там, где к ним не пристанут домашние запахи. Когда следующим утром отец пришел будить мальчишек, было еще темно.
— Билли!
— Да, сэр.
— Через пять минут завтрак будет на столе.
— Да, сэр.
Когда выезжали со двора, занимался день, холодный и ясный. Капканы уложили в плетеную корзину, которую отец привязал к себе длинными лямками так, чтобы дном она стояла на задней луке седла. Ехали строго на юг. Вверху маячил пик Блэк-Пойнт, сверкая свежим снегом на солнце, лучи которого до дна долины еще не добрались. К тому времени, когда пересекли старую дорогу к Колодцам Фицпатрика, солнце окончательно встало, так что на верхнюю часть пастбища взбирались по солнышку, а дальше пошли уже горы Пелонсийос.
Поздним утром оказались опять на краю речной долины, только в верхнем течении, где как раз и лежал мертвый теленок. Там, где их путь проходил под деревьями, в следах, оставленных отцовским конем три дня назад, сохранялся примятый снег; где лежал теленок, в тени деревьев лоскутья снега тоже не растаяли — снег был испятнан кровью и весь крест-накрест истоптан койотами, а теленок разорван и растащен на куски, валявшиеся и на кровавом снегу, и на земле чуть подальше. Чтобы свернуть самокрутку, отец снял перчатки, покурил, не спешиваясь, с перчатками в одной руке, опершись ею о рожок седла.
7 
