Последние отзывы

  79  

Утром они сидели голые в темной воде болотного озерца, и тут прибыла группа бакерос. Приехавшие, покивав ребятам и пожелав им доброго утра, стали в дальнем конце озерца поить лошадей, а заодно, сидя верхом на пьющих воду лошадях, принялись сворачивать самокрутки, одновременно обозревая окрестность.

— ¿Adonde пап? ^[253] — услышали братья.

— A Casas Grandes, ^[254] — сказал Билли.

Те закивали. Их лошади поднимали из воды капающие морды и, без особого любопытства глянув на две бледные тени, зачем-то залезшие в la ciénega, ^[255] снова опускали морды и снова пили. Когда напились, бакерос пожелали мальчикам безопасного пути, развернули лошадей от водоема прочь и, рысью проскакав между деревьями, направились по степи на юг, откуда и приезжали.

Устроили постирушку, вместо мыла воспользовавшись соцветиями юкки, потом развесили одежду на акации, чтобы ее шипы не позволили ветру все унести. Одежда, прямо скажем, очень пострадала от путешествия по столь суровым местам, а возможностей для ее починки у них почти не было. Рубашки стали чуть ли не прозрачными, а у Билли так она и вовсе расползлась посередине спины. Расстелили одеяла, легли голыми под тополя и долго спали, надвинув на глаза шляпы, а из-за деревьев к ним выходили коровы и стояли смотрели.

Когда Билли проснулся, Бойд сидел, напряженно вглядываясь сквозь деревья.

— Что там?

— Здрасте пожалуйста.

Он приподнялся и поглядел на другой берег протекавшего в болоте ручейка. В камышах на корточках сидели трое индейских детей и смотрели на них. Когда он встал, весь замотанный в одеяло, они бросились наутек.

— Куда, к черту, пес подевался?

— Не знаю. А что он, по-твоему, должен был сделать?

За деревьями поднимался дымок и слышались голоса. Поправив на себе одеяло, Билли подошел к акации, снял с нее высохшую одежду и вернулся.

Это были индейцы тараумара. Как все тараумара, они передвигались пешком, а шли они назад в горы. У них не водилось ни скота, ни собак. И по-испански они не говорили. Мужчины были в одних белых набедренных повязках и соломенных шляпах, зато женщины и девочки щеголяли в ярких, многоцветных платьях со множеством нижних юбок. Кое-кто из них был обут в уарачи, но в большинстве они были босы, а их узловатые и похожие на копыта ступни, обутые или нет, были жестки и сплошь покрыты толстыми мозолями. Их имущество, упакованное в тюки из домотканой материи, лежало сваленное под деревья вместе с полудюжиной луков из дерева мора ^{53} и кожаных колчанов с длинными тростниковыми стрелами.

Женщины, занимавшиеся у костра готовкой, никакого интереса к одетым в свежевыстиранные лохмотья мальчишкам, вдруг появившимся на краю поляны, не проявили. С женщинами были старик и юноша, игравшие на самодельных скрипках; юноша сразу прервал игру, но старик продолжал играть. Этим водопоем тараумара пользовались тысячу лет и приносили сюда многое из того, что видели в мире. Несли впечатления о закованных в броню испанцах, об охотниках и ловцах, о грандах и их возлюбленных, о беглецах и рабах, об армиях и революциях, о мертвых и умирающих. Все увиденное пересказывалось, а рассказанное запоминалось. Двоих бледных и изможденных сирот-северян, в непомерно широких шляпах, приняли легко. Их усадили на землю слегка поодаль от других и дали еду в железных мисках, таких горячих, что не удержишь. В них было варево из соленой свинины с кукурузой, в котором обнаружились и тыквенные семечки, и мескитские бобы, и кусочки дикого сельдерея. Они ели, скрестив перед собой ноги и установив миски на боковины голенищ. Не успели доесть — от костра подошла женщина с бутылью, сделанной из тыквы, и налила им странной густой жижи кирпичного цвета, приготовленной бог знает из чего. Какое-то время они сидели смотрели. Больше пить было нечего. Никто не проронил ни слова. Цвет кожи у индейцев был темный, почти черный; их молчание говорило о взгляде на мир как на нечто временное, зыбкое, глубоко подозрительное. От них исходили токи настороженной сосредоточенности, словно они соблюдают готовое вот-вот сорваться перемирие. Находясь при этом в состоянии бессмысленной и безнадежной настороженности. Как люди, оказавшиеся на тонком льду.

Когда с едой было покончено, братья произнесли слова благодарности и удалились. На благодарность им ничем не ответили. Никто не произнес ни слова. Уходя, уже за деревьями, Билли оглянулся, но даже дети не смотрели им вслед.

  79