Последние отзывы

  90  

Женщина забрала домой комаль и посуду и теперь стояла в освещенном керосиновой лампой дверном проеме с маленьким ребенком на руке. Увидев, что Билли все еще сидит, она жестами принялась поднимать его, звать за собой.

— Vámonos, ^[319] — сказала она.

Он поднял на нее взгляд. Сказал, что у него нет денег, но она лишь смотрела на него, словно не понимая. Потом сказала, что идут все и что те, у кого есть деньги, заплатят за тех, у кого их нет. Сказала, что идти обязательно нужно всем. Даже мысли такой не должно быть, чтобы кто-нибудь был забыт. Разве можно такое себе представить?

Он поднялся, встал. Оглянулся в поисках Бойда, но не увидел ни его, ни девушки. Отставшие, спеша, бежали сквозь дым гаснущих костров. Женщина переместила ребенка на другое бедро и пошла вперед, взяв Билли за руку, как будто он тоже дитя.

— Vámonos, — повторила она. — Está bien. ^[320]

Вслед за другими они поднялись на взгорок, где толпа двигалась медленно из-за стариков, которые пытались всех пропускать: проходите, мол, давайте-давайте! Но все отказывались. В пустом унылом здании на вершине подъема не было ни огонька, но оттуда доносилась музыка — из его длинного, огороженного стеной двора, где прежде располагались лавки, каретные сараи и конюшни, ну и, конечно, там же прежде жили надзиратели. Свет падал из высоких двустворчатых ворот, кроме того, рядом с ними, по обеим сторонам каменной входной арки, горели то ли нефтяные, то ли смоляные факелы, сделанные из железных банок; сюда-то и стремились эхидитариос, выстроившись в очередь и мало-помалу продвигаясь со своими зажатыми в кулаках песо и сентаво, которые они отдавали горделивому привратнику в шикарном черном костюме. Сквозь толпу прошли двое молодых людей с носилками. Носилки были сделаны из двух шестов и брезента, на котором лежал старик в пиджаке и галстуке; держа в руках деревянные четки, он мрачно взирал на небо, открывавшееся в арке над ним. Билли поглядел на ребенка на руках у женщины; ребенок спал. Когда они добрались до ворот, женщина заплатила привратнику, тот поблагодарил, ссыпал медяки в ведерко, стоявшее рядом с ним на земле, и они прошли во внутренний двор.

Разрисованные кибитки уже были здесь — стояли в отдалении у стены. На утоптанной глине двора перед ними полукругом стояли фонари, еще несколько фонарей были развешены на веревке, протянутой над головами; в их свете лица мальчишек, наблюдавших из-за ограждения крыши, сами были похожи на театральные маски, украшающие парапет. Между оглоблями повозок стояли мулы в бархатных попонах, украшенных блестками и мишурой, — это были те же самые мулы, которые таскали крохотную труппу по проселочным дорогам республики, и во множестве деревень они вот так же, в таком же убранстве выстаивали вечерами, ждали, пока не зажгут фонари и на какой-нибудь деревенской площади или бульваре не соберутся толпы, и точно так же там расхаживал взад и вперед мужчина, держа перед собой, словно кадильницу, продырявленное гвоздями ведро с водой, которой он смачивал пыль на площадке, а за пологом кибитки уже угадывались движения примадонны: вот она надевает свое вызывающе открытое платье, а вот повернулась, чтобы осмотреть себя в зеркале, — его никто, конечно же, не может видеть, но все могут его наличие вообразить.

Представление он смотрел с интересом, но мало что из него уразумел. Актеры, вероятно, изображали какое-то происшествие, с ними же приключившееся во время их странствий; обращаясь друг к дружке, они пели и плакали, а в конце мужчина в клоунском наряде заколол кинжалом женщину и еще одного мужчину — возможно, соперника, — и тут же с двух сторон выбежали мальчики с краями занавеса в руках, сомкнули их, и все исчезло, остались лишь мулы в своих постромках, потряхивающие во сне головами и время от времени переступающие на месте.

Аплодисментов не было. Собравшиеся тихо сидели на земле. Некоторые женщины плакали. Чуть погодя из-за занавеса к народу вышел распорядитель — тот самый, что объявлял о начале представления, — поблагодарил собравшихся и с поклоном отступил в сторону, после чего занавес мальчики растащили снова. Представшие взглядам актеры стояли рука об руку, они стали кланяться, делать реверансы, раздались жиденькие аплодисменты, и занавес окончательно закрылся.

Утром, еще до света, Билли вышел из дома и направился к реке. Выйдя на дощатый мост с каменными опорами, он остановился, глядя вниз, на прозрачные воды Рио-Касас-Грандес, катившиеся с гор на юг. Повернулся, бросил взгляд ниже по течению. В сотне футов от него в воде, доходящей до бедер, стояла голая примадонна. Ее распущенные волосы были мокры, они липли к спине и доставали до воды. Он примерз к месту. Женщина повернулась, качнула перед собой волосами, нагнулась и опустила их в реку. Над водой закачались ее груди. Билли снял шляпу и стоял с тяжко бьющимся под рубашкой сердцем. Женщина выпрямилась, собрала волосы в узел и выкрутила из них воду Кожа у нее была очень белой. На ее фоне волосы под животом темнели почти неприлично.

  90