очень нудно 
48 
— Лорд...
Громкие помехи в телефонной трубке заглушили напряженный голос О'Коннора.
— Придется вам перезвонить. Плохо слышно.
— Он в наших руках. Вы в безопасности. Можете возвращаться.
Но Каттеру этой общей информации было мало. Он хотел знать подробности.
— Пол, как, черт возьми, вам удалось...
Сверкнула молния, и голос Пола потонул в помехах. Наступила тишина.
— Пол! Пол! — надрывался Каттер.
Все тихо. Даже гудков разъединения нет.
Жалкая страна, с раздражением подумал Каттер. Тем не менее он вздохнул с величайшим облегчением, бросил трубку на рычаг и вернулся на террасу — смотреть на дождь.
Ему показалось, что ветер немного утих. Это означает, что утром они смогут проститься с Коста-Рикой. Вернее, не утром, а когда дождь прекратится, что, — с обреченностью подумал Каттер, — может произойти и в следующем столетии.
Эрнандо в руках у Пола! Трудно поверить, что все разрешилось так просто.
В спальне послышались какие-то звуки. Затем Каттер уловил шорох раздвигаемых занавесок и легкие шаги Чейенн. Она открыла балконную дверь.
— Что ты здесь делаешь?
— Наблюдаю за дождем.
— Скучаешь небось? — поддразнила его Чейенн, расчесывая пальцами свои рыжие волосы.
Каттер поймал себя на том, что не может оторвать глаз от плотной массы ослепительных волос, ниспадающих на стройную белую шею и кремовые плечи. На Чейенн была рубашка цвета слоновой кости, с низким вырезом, из прозрачной хлопчатобумажной ткани, которая ничего не скрывала. Смотреть на нее — и то наслаждение. Каттер не отводил взгляда от груди Чейенн и выпирающих сосков. Ах да, вспомнил он, она поинтересовалась, не скучает ли он.
— Только не сейчас, — ответил он.
Она покраснела.
— А кто звонил?
— Пол. Сообщил хорошие новости.
— Пол поймал его?
— Да.
Чейенн просияла.
— Ты хочешь сказать...
— ...что мы в безопасности.
— Прямо не верится!
— Чейенн, мы можем возвратиться домой!
Ее зеленые глаза казались больше обычного. Влажные губы поблескивали.
— Никак не могу поверить такому счастью.
Каттер тоже не мог. Но предпочел ничего ей об этом не говорить.
— Ты такая красивая...
— Повтори, пожалуйста, — попросила она, слегка задыхаясь и приближаясь к нему. — Мне хочется услышать это именно сейчас, когда мы в безопасности и все обошлось.
— Боюсь, тебе вскоре надоест слышать одно и тоже.
— Никогда, ни за что! Повтори!
Эта просьба стала священным ритуалом и обязательной частью их любовного танца.
Дождь усилился, теперь это был уже невероятный ливень. Он падал сплошной стеной, грохотал по гофрированной крыше дома, с шумом низвергался по железным трубам в водосточные желоба. Террасу окружали плотные завесы блестящей воды. Тропа, ведшая к пляжу, вмиг превратилась в бурную реку.
Внезапно Каттера отпустило беспокойство, ставшее для него уже привычным. Здесь, на террасе, окруженной бурным потоками, ему показалось, что они с Чейенн посреди водопада. Картина вокруг даже начала нравиться.
— Я люблю тебя, — прошептал Каттер. — И то, что ты родилась в бедности, меня совершенно не трогает. И вернулся я не только из-за Джереми. Я вернулся из-за тебя. Надо было мне сказать тебе об этом в самую первую минуту.
Их обволок влажный туман. Светлая рубашка, отсырев, плотно облегала тело Чейенн, придав ей еще большую, чем обычно, сексуальность.
Почему обстоятельства складываются так, что они чаще всего предаются любви во время дождя?
— Повтори! — потребовала Чейенн, слизывая с губ каплю дождя.
— Я люблю тебя, Чейенн. Тебя одну. Навсегда. Навечно.
— По-о-овтори, — шутливо потребовала она и направилась к нему, на техасский манер кокетливо покачивая бедрами.
— Когда ты вышла замуж за Мартина, я чуть не умер.
— Даже тогда я любила тебя, только тебя, — призналась Чейенн. — И продолжала любить все эти годы. Даже когда была уверена, что ты меня ненавидишь.
— Ну и дураки же мы были!
В зеленоватом полумраке, созданном дождем, она казалась очень бледной. Боже, какие у нее глаза! — подумал Каттер. Эти огромные темно-зеленые глаза лишают его рассудка. Точно он впервые их заметил!
— По-о-овтори! — просила Чейенн.
Теперь она стояла в нескольких дюймах от него.
Его пульс зачастил. Она была так близко, что от одного этого он терял самообладание.
48 
