очень нудно 
49 
Заполнив несколько форм в участке, полицейский позвонил моей матери и сообщил, что я не вернусь домой. И со всеми вопросами она может обращаться в городской совет по делам молодежи. Я неподвижно сидел на стуле и со смесью ужаса и воодушевления слушал разговор офицера с мамой. Можно было только представить, что сейчас творится у нее в голове; я буквально видел, как капли пота выступают на лбу у злобной ведьмы — все больше и больше с каждым словом, произнесенным полицейским. После того как он повесил трубку, я подумал, что, кроме него, еще никто так с ней не разговаривал.
Судя по тому, как быстро он собирался, мы должны были вскоре покинуть участок. Я не слишком помогал ему тем, что постоянно крутился под ногами и без конца спрашивал: «Что она сказала? Что она сказала?» Офицер отказывался отвечать. Когда мы выехали из города, он сразу задышал свободнее. Слегка снизив скорость, он повернулся ко мне и сказал:
— Дэвид, ты свободен. Твоя мать больше никогда не причинит тебе боль.
В тот момент я не смог полностью воспринять смысл его слов. Я пребывал в полной уверенности, что он везет меня в какую-то тюрьму, где сидят плохие дети. Мама мне много лет обещала, что я туда попаду, а я давно решил, что лучше жить в тюрьме, чем с ней. Поэтому в ответ на слова офицера я повернулся к окну и подставил лицо солнцу, не обращая внимания на бегущую по щеке одинокую слезу.
Сколько себя помню, я всегда спешил вытереть слезы и спрятаться в своей скорлупе. Но в этот раз мне почему-то не хотелось этого делать. Я почувствовал, как слеза скатилась на губы, ощутил ее соленый привкус и позволил солнечным лучам высушить мокрую дорожку на щеке. Я хотел сохранить воспоминания об этой слезе — первой за много лет, которая появилась не от горя, страха или обиды, но от чувства радости и свободы. Я знал, что с этого момента все в моей жизни изменится.
Полицейская машина остановилась возле окружной больницы; меня сразу же забрали на осмотр. Медсестру явно повергло в ужас мое состояние. Стараясь действовать как можно аккуратнее, она вымыла меня с головы до ног и вытерла губкой перед тем, чтобы подготовить к обследованию. Я старался не смотреть на нее. Я сидел на холодном металлическом столе для осмотра в старых порванных трусах и чувствовал, как горят от стыда уши. Когда медсестра подошла, чтобы вымыть мое лицо, я отвернулся и зажмурился изо всех сил. После того как она закончила с процедурами, я наконец смог осмотреть комнату, оклеенную желтыми обоями с героями мультика про собачку Снупи. Потом я обратил внимание на собственное тело. Кожа на руках и ногах была причудливого желто-коричневого оттенка. Багровые круги свежих синяков наползали на синеющие старые, отмечая те места, куда мама меня била или где я сам ударялся о мебель после того, как мама меня пинала. Когда доктор вошел в смотровую, мои руки и ноги его явно обеспокоили. Потом он долго изучал мои пальцы. Кожа на них была сухой и красной после многолетнего контакта с разными чистящими средствами, при помощи которых я наводил порядок в доме. Доктор слегка ущипнул меня за кончики пальцев и спросил, чувствую ли я что-нибудь. Я покачал головой. Некоторое время назад я и сам заметил, что ничего не чувствую кончиками пальцев. Хотя доктору это явно не понравилось, он заверил меня, что беспокоиться не о чем, так что и я перестал думать об этой проблеме.
После осмотра знакомый полицейский долго водил меня по больничным коридорам, пока у меня брали кровь на анализы, делали кучу тестов и даже просвечивали при помощи рентгена. Под конец я уже слабо соображал, что происходит. Мне казалось, что я наблюдаю за собой со стороны, как будто смотрю фильм про мальчика по имени Дэвид Пельцер. Сначала я очень боялся и даже просил полицейского осматривать каждую комнату и заглядывать за каждый угол, прежде чем мы могли туда пройти. Я знал, что где-то там затаилась мама, что она в любой момент схватит меня и утащит обратно в «сумасшедший дом». Офицер сперва отказывался, но я дышать не мог от страха, и ужас в моих глазах заставил его отнестись серьезно к моей просьбе. В глубине души я знал, что все происходит слишком быстро — слишком легко я сбежал от мамы.
Несколько часов спустя я снова встретил медсестру, которая мыла меня, когда я приехал в больницу. Она наклонилась ко мне, чтобы что-то сказать. Я ждал, но она молча смотрела мне в глаза, а потом отвернулась. Я услышал, как она всхлипывает. Потом ко мне подошел доктор. Он похлопал меня по плечу и дал сумку, где лежал крем для рук. Он посоветовал мне держать руки в чистоте и не прикасаться к моющим средствам без перчаток. Я посмотрел на полицейского, потом на свои руки. Я не очень понимал, чего от меня хотят. Руки как руки, всегда такими были — темно-красными, с потрескавшейся и облезшей кожей. Зудели, конечно, время от времени, но в целом я на них не жаловался. Прежде чем полицейский увел меня, доктор отвел его в сторону и сказал:
49 
