очень нудно 
29 
«Ничего! Подождите немного! — мысленно сказала им Роуз, заходя в супермаркет за всякими пустяками и ирландским хлебом, который любит Шарлотта. — Мы еще поглядим».
В последнее время, думая о матери, она испытывала чувство вины. Не только из-за сломанного бедра — вообще из-за всех этих возрастных дел. С Шарлоттой случилось то, что происходит со всеми в старости. Человека втискивают в иной образ, вынуждают стать другой версией самого себя. Ее пожилая мать все еще оставалась собой, но как-то уменьшилась, утратила прежнюю силу, больше не была человеком из детства и молодости Роуз, и дочь по непонятной причине чувствовала себя виноватой.
Отец избежал этого, потому что умер довольно молодым. Роуз никак не могла представить себе его старым. В ее памяти он навсегда останется энергичным, ярким человеком с живым характером, со своим мнением по любому вопросу. Они с Шарлоттой прожили жизнь бок о бок, иногда спорили, часто смеялись, и чувствовалось, что их союз нерушим. Но смерть отца разрушила его, и у Роуз теперь совсем другая, одинокая мать. Она терпит. «Твоя мама молодец, она держится», — говорили все. Разумеется. А что ей остается?
Роуз прекрасно понимала, что для матери мучительно вынужденное проживание с ней и Джерри, и знала, почему это так. Не только потому, что дома всегда лучше. Шарлотта вдобавок чувствовала себя лишней, вторгшейся в чужую жизнь. Роуз иногда просыпалась по ночам от вороватых вылазок Шарлотты в туалет и испытывала одновременно раздражение и жалость.
«Я знаю, что она чувствует, и она знает, что я знаю. Нет смысла это обсуждать. И потом, бывают же и хорошие минуты. Можно вместе посмеяться над телевизионной программой, поговорить о Люси и Джеймсе, угостить Антона чаем с булочками».
«Магазин, — вспомнила Роуз. — Одежда для его матери. Почему бы и нет? Может быть, на следующей неделе».
Иногда после уроков с Шарлоттой Антон тоже думал о своей матери. Две женщины были близки по возрасту, но на этом их сходство и кончалось. Его мать — человек тревожный, очень зависимый. Вдовство обернулось для нее детством, возвращением в детскую беспомощность. Брат и сестра Антона постоянно с ней возились. А эта пожилая англичанка сильная, по крайней мере, была таковой, пока с ней не случилась эта неприятность. Она до сих пор активна, даже работает. У его матери за плечами долгая, полная невзгод и лишений жизнь в своей стране. Ей всегда приходилось обходиться малым, экономить, просить, унижаться, соглашаться на любую работу, какая подворачивалась. Она трудилась в школьной столовой, готовила в дешевом ресторане, а теперь сидит в своей двухкомнатной квартирке день за днем, ждет прихода детей и звонка Антона. Он обязательно говорит с ней каждую неделю в определенное время.
Для Антона общение с Шарлоттой и Роуз — оазис, глоток свежей воды. Он радуется каждому приходу в этот дом. Нет, Антон и до этого не впадал в отчаяние, не испытывал депрессии. Он наделен природным оптимизмом, который и раньше не раз выручал его. Антон твердо решил попытать счастья за границей. Хуже, чем на родине, там точно не будет, шансы есть, возможно, сейчас, как никогда. Отчаяние позади — тусклые месяцы после ее ухода, когда лампочку их брака, которая горела худо-бедно четырнадцать лет, будто вывернули из патрона.
«Стройка — это тоже опыт, — говорил он себе. — Теперь ты знаешь, что такое работать руками и спиной, а не головой. Заниматься тем, на что большая часть людей во всем мире тратит почти все свое время».
Тело болело, протестовало, напоминало ему, что оно не предназначено для такой жизни. Вечерами в переполненном, пахнущем потом молодежном общежитии он стоически шутил по этому поводу. Антон не хотел давать себе спуску.
«Это временные трудности, — думал он. — Неприятный промежуточный период, пока я тут не устроюсь, не овладею языком так, что смогу рассчитывать на приличную работу. Пока не стану лучше читать».
Каждый день на Антона обрушивался чужой язык. Он бросал ему вызов надписями на боках автобусов, в метро, на страницах газет, но радио, с экрана телевизора. Антон смотрел и слушал, стараясь подражать, удивлялся — ага, вот это я понял, это могу повторить. Слова ускользали, все падало в яму забвения. Параллельно этим чужим выражениям, соединенным неправильным, странным способом, у него в голове бежали слова родного языка, лилась легкая, свободная речь. Вечерами он погружался в нее, в болтовню, шуточки, байки молодых соотечественников.
29 
