Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
46 
Джереми снова излучал энтузиазм и энергию. Баранина была забыта, принесли пахлаву, и она оказалась по-настоящему хороша. Раздражение Мэрион улетучилось, ей стало весело. Ну да, рано или поздно. Но, может, лучше поздно. Куда спешить.
— Здесь мои мысли об историческом процессе, — сказал Генри, отдавая Роуз пачку листков. — О противоречивости прошлого — почему что-то происходит так, как происходит. Неплохо для вступления, правда?
Роуз кивнула. Да пускай себе!
— Итак, было бы хорошо, если бы вы это набрали и распечатали. Нет, позвольте, сначала я прочитаю вам. Ведь все это должно быть сказано в камеру. — Он откашлялся и звучно, с театральными паузами, заговорил: — Лично я питаю слабость к точке зрения, известной как теория носа Клеопатры. Будь нос у Клеопатры на дюйм длиннее, и римская история сложилась бы по-другому. Возможно, я довожу до абсурда, reductio ad absurdum, но, когда речь идет о прихотливой последовательности событий, называемой историей, случайность приобретает огромное значение. Мы обнаруживаем, что история держится на столпах, на ключевых фигурах, которые направляют эти события: Цезарь, Карл Великий, Наполеон, Гитлер. Если бы тот или иной человек, нет, лучше сказать персонаж, не существовал, насколько иначе могла бы сложиться история? Давайте сконцентрируемся на небольшом ее отрезке — на Англии восемнадцатого века, например, или на каком-нибудь другом столетии, и мы вновь обнаружим, что именно личности создают события, что человеческая рука вращает колесо истории. Приливы и отливы. Политические махинации. Где-то принято решение, а за много миль от этого места погибнут тысячи людей. Здесь можно провести аналогию с процессами, занимающими физиков, с теорией хаоса. Я всегда предполагал, что произвольные, случайные события часто приобретают определяющее значение, что очень небольшое нарушение может круто повернуть ход истории. Бабочка в бассейне Амазонки взмахивает крылышками, и в Техасе начинается ураган. — Генри наклонил голову и улыбнулся. — Хороший образ, правда? — Он сейчас обращался не к Роуз, говорил в камеру, общался с огромной аудиторией, которая завороженно внимала ему, сидя дома на своих диванах. — Я мало что понимаю в физике, вынужден это признать, но меня так и подмывает приложить эту теорию к историческому процессу. Что-то происходит и запускает нечто другое, а то в свою очередь приводит к чему-то совершенно неожиданному. Но можем ли мы что-то прогнозировать? Мы располагаем всего лишь опытом прошлого…
Генри отвлекся от камеры, вновь обратился к Роуз и милостиво поинтересовался:
— Как это прозвучало?
«Громко, — подумала Роуз. — Я бы убавила звук».
Но Генри был вовсе не нужен ее ответ.
— Мне кажется, неплохое вступление. Пошлем текст миссис Каннинг заранее, а когда они будут делать свою пробу, я это прочитаю. Итак, два экземпляра, пожалуйста. Один для нее, другой — в архив.
Кажется, он произвел впечатление. Эта молодая женщина клюнула на его возраст и опыт. На научный вес, если хотите. Это вам не юнцы, карабкающиеся по склонам холмов.
Генри было неуютно, ему пришлось мобилизовать все свои ресурсы, чтобы справиться с этим ощущением, беседуя с Делией Каннинг. Он чувствовал себя старым, хотя обычно не испытывал ничего подобного. Конечно, старость — это данность, состояние, от которого страдаешь, но достойный человек должен просто не допускать ее до себя, гнать, пока возможно. Конечно, раздражает, что начинаешь задыхаться даже на пологой лестнице — какие там холмы, — и с пищеварением черт знает что творится. Еще хуже эта пугающая тенденция внезапно забывать какое-то имя, причем из тех, которые всегда были на слуху, на кончике языка. Боже мой, подумать только: Старший и Младший Питты! Что ж, он извлек из того случая урок. По холмам лазать вовсе не обязательно, а иногда позволить себе бисквит, приготовленный Корри и пропитанный бренди, все-таки можно. Приступы грызущей боли в груди следует просто игнорировать. Генри всегда терпеть не мог людей, которые нянчатся со своими недомоганиями и паникуют по пустякам. Они-то и сыграют в ящик раньше всех.
Граждане старшего возраста — теперь термин. Отдает Великой Французской революцией — citoyen.[3] Кто это, интересно, выдумывает такие словосочетания? Какой-нибудь государственный служащий, аппаратчик? Гражданин Гладстон, гражданин Бисмарк, гражданин Черчилль — немало граждан старшего возраста направляли в свое время ход истории. В древних обществах пожилых людей уважали, к ним обращались за советом, и правильно делали. Культ молодости — современное явление, к тому же препротивное.
46 
