120 
Стена театра затрещала и наконец рухнула.
Жуткий хруст и усиленный латунными рупорами не менее жуткий человеческий вопль слышала вся площадь. Люди замерли, и даже те, кто только что подпалил факелами плотно охватывающий ноги старого ниггера хворост, замерли и уставились в сторону театра.
Стена театра затрещала и рухнула.
Она упала прямо на булыжную мостовую, разбившись на тысячи гнилых осколков и подняв тучи золотистой пыли. Гимн стал еще громче — теперь он разносился не только над всей площадью; он проникал в каждый уголок маленького южного городка, и грузчики и бродяги, констебли и домохозяйки, воры и бакалейщики замерли, вытянувшись в струнку и пытаясь понять, что это значит.
А затем пыль осела, кто-то истерически вскрикнул, и оцепеневшая от ужаса площадь увидела диковинный танец десятков не так давно пропавших людей — черных и белых, бедных и богатых. Они шли по кругу один за другим, воздавая странные почести странному существу в центре сцены — с белой головой, рыжими волосами и обильно окропленным кровью черным деревянным телом.
— Господи боже! — охнул держащий факел человек. — Это еще что за дерьмо?!
— Это… ваша жизнь! — с трудом удерживаясь от крика, хрипло отозвался уже начавший корчиться в языках огня черный седой Платон. — Великий Мбоа хочет, чтобы вы увидели ее такой, как она есть.
Судьба конкретных исторических персонажей, участвовавших в этой истории, сложилась по-разному. Лейтенант Фергюсон был, пожалуй, единственным, кто не потерял самообладания в тот момент и сразу же кинулся спасать улики. Это и поставило в его беспокойной жизни последнюю точку.
Фергюсон погиб при жутком взрыве разогретого до немыслимой температуры котла. Случившийся вслед за взрывом пожар и вовсе уничтожил деревянный театр до основания, так что приехавшим из столицы штата полицейским чинам только и оставалось, что пожимать плечами да задумчиво ковырять носками сапог холмики серого пепла.
Энни Мидлтон пережила сильнейший истерический припадок и была срочно отправлена лечиться на воды в Европу. Отцу, сэру Бертрану, удалось выдать ее замуж только спустя четыре года, когда Энни исполнилось восемнадцать, — считай, старой девой. Впрочем, и дальше ее судьба так и несла в себе нечто роковое. Оба ее сына и муж погибли в огне гражданской войны 1861 года.
Приехавший унаследовать оставшееся после гибели племянника поместье тайный аболиционист сэр Теренс торопливо и по дешевке продал земли и негров Бернсайдам и увез с собой в Европу только одну рабыню — Джудит Вашингтон.
Мэр Торрес стал сенатором.
Что же касается остальных… Пожалуй, если бы Джонатан мог видеть произведенный на обывателей эффект, он бы остался доволен. Естественная антипатия живого к мертвому сработала как надо: потрясены были все — настолько, что даже забыли про линчевание, и негр сгорел, не доставив удовольствия никому, кроме витающей над залами суда и местами публичных казней и жадно вдыхающей запах жареной человечины Фемиды.
Другой вопрос, что никто из этой малообразованной толпы так и не понял тонкого художественного замысла сэра Лоуренса, а потому история самого совестливого землевладельца на всем Юге отошла в область фольклора, а история страны двинулась по пути аболиционизма.
Дальнейшее современному образованному читателю известно. Вместо того чтобы дать отеческую опеку белым илотам, жадные до прибыли янки безжалостно выбросили на рынок труда еще и несколько миллионов илотов черных.
Но это уже их грех.
120 
