17 
— С чего это вдруг? — недовольно спросил Рашид, полез в карман штанов, достал носовой платок, втиснул в руку Мариам, потом прислонился к стене и закурил, не спуская с жены глаз.
Мариам прижала платок к глазам.
— Прошло?
Мариам молча кивнула.
— Точно?
— Да.
Он взял ее под руку и подвел к окну гостиной.
— Выходит на север. — Рашид постучал по стеклу скрюченным указательным пальцем. — Прямо перед нами гора Асмаи — видишь? — а слева гора Али Абад. У ее подножия находится университет. К востоку от нас — отсюда не видно — горный хребет Ширдарваза. Каждый день ровно в полдень оттуда стреляет пушка... Немедля прекрати реветь. Я терпеть не могу слез.
Мариам еще раз вытерла глаза.
— Совершенно не выношу женского плача. Ты уж извини. Рыдания выводят меня из себя.
— Хочу домой, — всхлипнула Мариам.
Рашид раздраженно вздохнул. На Мариам так и понесло табаком.
— На этот раз обижаться не буду.
Он опять взял ее под руку, и они отправились наверх.
Узкий темный коридор и две спальни. Дверь в ту, что побольше, распахнута настежь. Обстановка довольно скудная — как и во всех прочих помещениях в доме. Кровать под коричневым покрывалом, комод, платяной шкаф. На стенах ничего, только маленькое зеркало.
Рашид захлопнул дверь.
— Это — моя комната. А ты будешь жить в гостевой. Ты, надеюсь, не против? Я привык спать один.
Мариам с трудом сдержала вздох облегчения.
Ее комната оказалась невелика размером, не то что у Джалиля, из мебели — только кровать и два старых шкафа, поменьше и побольше. Окно во двор, из-за забора виден кусок улицы.
Рашид поставил ее чемодан в угол.
Мариам присела на кровать.
— А ты и не заметила, — с упреком произнес Рашид. Чтобы пройти в дверь, ему пришлось нагнуться. — Посмотри на окно. Знаешь, как они называются? Я купил их перед отъездом в Герат.
Только сейчас Мариам заметила на подоконнике корзину с белыми туберозами.
— Тебе нравится? Ты рада?
— Да.
— Так поблагодари меня.
— Извини. Спасибо. Ташакор.
— Ты вся дрожишь. Ты меня боишься? Я тебе страшен?
В его словах Мариам послышалась игривость, лукавинка. Она поспешно затрясла головой.
Вот и первая ложь за время их супружества.
— Нет? Это хорошо. Для тебя хорошо. Так что теперь это — твой дом. Ты его полюбишь. Я тебе говорил, что у нас проведен свет? По ночам электричество есть всегда. Днем вот иногда отключают.
Он глубоко затянулся и сделал такое движение, будто собирался выйти. Но так и не собрался.
Мариам думала, он скажет что-то еще.
Но Рашид постоял, подумал. И удалился.
Дверь хлопнула. Мариам осталась одна со своим чемоданом и со своими цветами.
10
Первые несколько дней Мариам почти не выходила из своей комнаты. На рассвете при звуках далекого азана [10] она просыпалась, молилась и снова проскальзывала в теплую постель. Когда Рашид, умывшись, заглядывал к ней в комнату, перед тем как отправиться в мастерскую, она еще лежала. В окно она видела, как он проходит по двору, крепит к багажнику велосипеда узелок с обедом, выкатывает велосипед на улицу, садится и уезжает.
Днем Мариам редко поднималась с кровати. Когда становилось особенно тоскливо и одиноко, она спускалась в кухню, к замызганному, в жирных пятнах, столу, к пластиковым занавескам в цветочек, от которых почему-то пахло паленым, выдвигала ящики, перебирала разнокалиберные ложки и ножи, лопаточки и сита — все, что должно было теперь составлять важную часть ее повседневной жизни, но лишь напоминало о том, какая ее постигла катастрофа и насколько ей все вокруг чуждо.
Там, в хижине, ей хотелось есть в определенное время. Здесь голод приходил к ней очень редко. Ей хватало остатков риса и кусочка черствого хлеба. Из гостиной были видны крыши одноэтажных домишек на их улице. В соседних дворах женщины развешивали белье, баюкали детей, куры разгребали пыль, жевали свою вечную жвачку привязанные к деревьям коровы.
Ей вспоминались летние ночи в Гуль-Дамане, такие душные, что рубашка прилипала к телу. Они с Наной отправлялись спать на плоскую крышу своего саманного домика, и яркая луна освещала их. Ей вспоминались зимние утра, когда они в хижине читали священную книгу с муллой Фатхуллой, треск падающих с деревьев сосулек, карканье ворон с заснеженных веток.
17 
