85 
— Вот и ладно,— дружески улыбнулся Заман. — Только не надо плакать. Не годится, чтобы она видела вас в слезах.
— Да благословит вас Господь, брат, — всхлипнула Лейла.
Но когда пришла пора прощаться, все пошло насмарку. Этого-то Лейла и опасалась.
Азиза впала в отчаяние.
Ее пронзительные крики долго еще слышались Лейле, страшные картины так и маячили перед глазами. Вот Азиза вырывается из тонких мозолистых рук Замана и вцепляется в мать, да так, что не оторвешь, вот Заман хватает Азизу в охапку и быстро уносит за угол, вот Лейла с опущенной головой бежит по коридору к выходу, пытаясь сдержать рыдания...
— Я чувствую ее запах, — призналась Лейла Мариам, когда они уже пришли домой. — Она так пахнет, когда спит. А ты не чувствуешь?
— Ой, Лейла-джо, — тяжко вздохнула Мариам, — лучше перестань. Не надо думать об этом. Хорошего-то все равно ничего не придумаешь.
Поначалу Рашид провожал их — Лейлу, Мариам и Залмая — до приюта и обратно. Конечно, своим мрачным видом и ворчанием он изо всех сил старался дать понять, какое одолжение делает.
— Я уже немолод, — гудел он, — у меня ноги больные. Тебе, Лейла, дай волю, ты бы меня в землю втоптала. Только не выйдет у тебя. Выкуси.
За два дома до приюта Рашид останавливался и предупреждал, что ждет не больше пятнадцати минут.
— На минуту опоздаете — пойдете назад одни.
Как Лейла ни настаивала, ни упрашивала, ни увещевала, Рашид стоял на своем. Свидания получались — короче некуда.
Мариам тоже очень скучала по Азизе, только, по обыкновению, не жаловалась, помалкивала. А вот Залмай спрашивал про сестру каждый день и молчать не собирался. Такой скандал закатит, такой рев поднимет — только держись.
Порой Рашид останавливался на полпути, ссылался на боль в ноге и поворачивал домой. Никакой хромоты при этом заметно не было. А то его ни с того ни с сего начинала одолевать одышка.
— У меня точно что-то с легкими, Лейла, — говорил он, закуривая. — Сегодня мне не дойти. Может, завтра полегчает.
Лейла чуть не плакала от возмущения и бессильной ярости.
И вот в один прекрасный день Рашид объявил Лейле, что больше с ней никуда не пойдет.
— Я и так день-деньской ношусь по городу в поисках работы. Устаю ужасно.
— Тогда я пойду одна, — взорвалась Лейла. — Тебе меня не удержать. Слышишь? Можешь меня побить, но Азизу я не брошу.
— Делай как знаешь. Только мимо талибов тебе не прошмыгнуть. Я тебя предупредил.
— Я с тобой, — вызвалась Мариам.
Но Лейла была против:
— Сиди лучше дома с Залмаем. Если нас втроем остановят... Не хочу, чтобы он видел.
Теперь Лейлу больше всего занимало, как пробраться к Азизе незамеченной. Поди, попробуй. Начнешь переходить улицу — а талибы тут как тут. «Как зовут? Куда идешь? Почему одна? А муж где? А ну поворачивай оглобли!» Если дело ограничивалось головомойкой или пинком под зад, считай, повезло. А то ведь всякое бывало. Дубинки, розги, кнуты. Или просто кулаки.
Однажды молодой талиб отлупил Лейлу антенной от радиоприемника. И присовокупил:
— Попадешься мне еще раз, бить буду, пока молоко матери из костей не выступит!
Дома пришлось лежать на животе и шипеть от боли, пока Мариам делала примочки, — вся спина и бедра оказались исполосованы. Но обычно Лейла так легко не сдавалась. Сделает вид, что направилась домой, а сама улучит минутку — и в переулок. Случалось, ее ловили и допрашивали по три-четыре раза на дню. Случалось, в ход вновь и вновь шли кнуты и антенны. И несолоно хлебавши — домой.
Жизнь научила: отправляясь теперь к дочке, Лейла старалась натянуть на себя побольше, даже в жару. Два-три свитера под бурку — и уже не так больно.
Но игра стоила свеч. Если получалось ускользнуть от талибов, Лейла проводила с Азизой целые часы. Они усаживались во дворе рядом с качелями (вокруг гомонили другие ребятишки, к кому пришли мамы) и разговаривали. Азиза рассказывала, что они последнее время проходили.
Оказывается, Кэка Заман каждый день обязательно давал им уроки, в основном чтения и письма. Но иногда это была география, иногда — природоведение, иногда — что-то еще.
— Только нам приходится задергивать занавески, чтобы талибы не увидели. У Кэки Замана уже заранее приготовлены спицы и клубки шерсти. Мы тогда прячем книжки — и за вязание.
Однажды во дворе приюта Лейла увидала женщину средних лет с неприкрытым лицом — накидка была поднята, — у которой в приюте было трое мальчиков и девочка. Лейла сразу узнала резкие черты и густые брови — правда, голова седая совсем и рот запал, — и перед глазами встали черная юбка, цветной платок, иссиня-черные волосы, туго стянутые на затылке в узел. Эта самая женщина запрещала ученицам закрывать лицо: ведь мужчины и женщины равны, и если мужчины не носят накидок, то и женщинам это ни к чему.
85 
