очень нудно 
56 
— А черт его знает, — неожиданно признался Тугарин с блаженной улыбкой. — Но я постараюсь.
— Вопрос первый. Вчера у больницы стояла машина, раскрашенная как божья коровка. Это та самая, Панеева-младшего?
Блаженная улыбка исчезла с физиономии Тугарина без следа.
— Та самая, — мрачно сказал он. — А за рулем была женщина. Вроде бы невеста его приятеля… С доверенностью, все как полагается… И ваш бывший муж приехал на этой машине. И уехал на ней же. Она довезла его до ресторана, а сама поехала к Константину Панееву, оставила машину во дворе, позвонила по сотовому, через две минуты Панеев вышел, она отдала ему ключи и ушла… Зачем машину брала? Чтобы вашего бывшего туда-сюда покатать? Ни в чем никакого смысла.
— Никакого, — согласилась Ася. — Кроме, может быть, одного — засветить машину Панеева возле больницы, где лежит Гонсалес.
— Зачем? — спросил Тугарин. — Это уж вообще ни в какие ворота… Прятали, прятали, даже упоминания о ней из дела исчезли, а тут вдруг специально засветили. Зачем?
— Не знаю. А что упоминания из дела исчезли — так это, может быть, просто кто-то перестарался. Все-таки сын заместителя начальника… В общем, честь мундира и все такое. Может быть, задумано было как раз так, чтобы машина в деле фигурировала.
— М-да… — Тугарин смотрел на нее даже с некоторой оторопью. — Это очень удачно получилось, что мы вас в помощники привлекли. Вы чрезвычайно ценный помощник, Ася Пална. М-да… Нет, но как же вас в медицину-то занесло? Неудачно получилось.
— Мои пациенты придерживаются прямо противоположного мнения, — надменно заявила Ася.
— Ну, еще бы, — согласился Тугарин печально. — Я уже наслышан. Считается: попал к колдунье — крупно повезло…
Он хотел еще что-то сказать, но тут дверь открылась, в перевязочную заглянула Светка и официальным голосом доложила:
— Ася Пална, привезли отца больного Гонсалеса. Я его оставила у себя. Моет руки и надевает бахилы. Передачу проверила, ничего запрещенного нет. Сопровождающих в отделение не пустила. Отец больного Гонсалеса ждет ваших распоряжений.
— Мама дорогая, — пробормотал Тугарин, поднимаясь с кресла. — И эта призванием ошиблась… Ну что ж, Ася Пална, пойдемте знакомиться с генералом. Он ведь ждет ваших распоряжений.
Глава 6
Генерал Гонсалес сидел за кухонным столом, внимательно слушал тетю Фаину, внимательно поглядывал в окно на Митьку, который во дворе опять драил белой тряпочкой Асин мотоцикл, внимательно следил за детьми, затеявшими строительство кукольного дома из обувной коробки, а заодно внимательно присматривался к Асиным рукам. А, ну да, это он наблюдает за тем, как она карандаш в пальцах вертит. За всеми наблюдает очень внимательно, а сам почти все время молчит.
Насколько Ася успела заметить, генерал Гонсалес был очень молчаливым человеком. Не в пример своему сыну. Они вообще были не очень похожи. Отец был не такой громадный, как сын. И не такой плечистый. Хотя тоже довольно высокий. Прямой, подтянутый и очень экономный в движениях. В общем — военный. Сначала Ася даже засомневалась, что тетя Фаина сможет его разговорить. Так ведь его еще и отвезти к ней надо было. А сумеет ли она уговорить его ехать с собой — в этом она тоже сомневалась. Она умела уговаривать только поступающих в отделение детей. Но это не считается, это часть работы. А вне работы она ни разу в жизни никого не уговаривала. И даже не знала, как это делается. «Поехали со мной, не бойтесь, это не больно»? М-да…
После встречи с сыном генерал вышел из палаты вместе с Тугариным. Оба стояли посреди коридора, о чем-то тихо говорили. Вернее — говорил Тугарин. Генерал внимательно слушал, смотрел Тугарину в лицо черными непроницаемыми глазами, иногда что-то коротко спрашивал, иногда слегка кивал. Один раз Тугарин, наверное, сам спросил что-то, генерал качнул головой отрицательно. Потом в отделение поднялся Плотников, повел генерала в свой кабинет, позвал зачем-то и Асю. В кабинете генерал тоже почти все время молчал, внимательно слушал, как Плотников подробно описывает характер травмы, технологию операции и ход выздоровления. Ася тоже молчала, начиная злиться. Плотников, как безнадежный фанатик своего дела, и мысли не допускал, что специфические подробности его дела могут быть кому-нибудь неинтересны. Плотников просто не поверил бы, что эти подробности многих пугают. Да всех, не причастных к делу, пугают. Не говоря уж о родителях.
56 
