129 
– Сергунька! Ты с ума сошел! Почему ты решил, что колонка должна взорваться?
– Тетя Лиза, ты пойми: печку растопили, а воды нет. Ясно, что колонка взорвется!
– Ты – дурень! В худшем случае она может распаяться.
– Тетя Лиза! Ну что ты в самом деле говоришь глупости! Раз воды нет – она обязательно взорвется! И потом, что ты понимаешь в технике!
– А ты?
– Я знаю!
Пустили воду.
Пока грелась вода, занялись бритьем. Сначала я его, потом наоборот. Елизавета Алексеевна тем временем сооружала завтрак. Побрились. Стоим около письменного стола: Сергей, я и Устинова. Я перетираю бритву, Сергей моет кисть. Кажется, в комнате была прислуга. Вдруг Сергей говорит: «Да! Тетя Лиза, послушай! Это же безобразие! Чтобы в номере не было чернил! Ты понимаешь? Хочу написать стихи и нет чернил. Я искал, искал: так и не нашел. Смотри, что я сделал!» Засучил рукав, показывает руку: разрезано. Поднялась буча. В первый раз видел Устинову сердитой. Кончили они так:
– Сергунька! Говорю тебе в последний раз: если повторится еще раз такая штука, мы больше не знакомы.
– Тетя Лиза! А я тебе говорю, что если у меня не будет чернил, я еще раз разрежу руку. Что я, бухгалтер, что ли, чтобы откладывать на завтра!
– Чернила будут. Но если тебе еще раз взбредет в голову писать по ночам, а чернила к тому времени высохнут, можешь подождать до утра! Ничего с тобой не случится!
На этом поладили. Сергей нагибается к столу, вырывает из блокнота листок, показывает издали: стихи. Затем говорит, складывая листок вчетверо и кладя мне в карман пиджака: «Это тебе. Я еще тебе не писал ведь? Правда… и ты мне тоже не писал!» Устинова хочет прочитать. Я тоже. Тяну руку в карман.
– Нет, ты подожди! Останешься один – прочитаешь. Не к спеху ведь!
«Не к спеху» – протянулось ровно на сутки, потому что вслед за этим пошли: ванна, самовар, пиво (дворник принес бутылок 5–6), гусиные потроха, люди. К чаю пришел Устинов, привел Ушакова. Много смеялись, разговаривали. Сергей говорил оживленно и весело. Рассказывал про колонку. Бранился с Устиновой, которая заставляла его есть. Пел свою любимую в последнее время песню, которую привожу ниже.
– Тетя Лиза! Ну что ты меня кормишь! Я ведь лучше знаю, что мне надо есть. Ты меня гусем кормишь, а я хочу косточку от гуся сосать!..
Часа в два мне пришлось ненадолго уйти. Здесь надо кое-что объяснить: еще в день приезда Сергей сказал мне, что на мое имя для него перешлют из Москвы деньги. Повестка пришла, но… на его имя и на мой адрес. В результате двое суток он не мог получить денег. В воскресенье мы додумались: Сергей пишет мне доверенность, по которой я и получаю деньги. Поэтому днем я заехал к секретарю Союза поэтов М. А. Фроману и заверил подпись Сергея. Вернувшись, застал еще всех в сборе. Просидели часов до шести. Помню, Устинов журил Сергея за то, что он мало читает. Сергей оправдывался. Около шести Устинов ушел к себе «соснуть часика на два». В. А. тоже.
Остались втроем: Сергей, Ушаков и я.
Часов в 8 и я поднялся уходить. Ночевать я решил дома, во-первых, потому, что рано утром (по просьбе Сергея) я должен был зайти на почту, во-вторых, по утрам я ходил к врачу. И то и другое рядом с моей квартирой. Простились. С Невского я вернулся вторично: забыл портфель, а с ним и доверенность. Ушаков к тому времени успел уйти. Сергей сидел у стола спокойный, без пиджака, накинув шубу, и просматривал старые стихи. На столе была развернута папка. Простились вторично. На прощанье Сергей, смеясь, сказал, что он сейчас пойдет будить Устинова.
На другой день портье, давая показания, сообщил, что около десяти Сергей спускался к нему с просьбой – никого к нему в номер не пускать.
Стихотворение вместе с Устиновым мы прочли только на другой день. В суматохе и сутолоке я забыл о нем.
Любимая песня Сергея – вот она:
- Что-то солнышко не светит,
- Над головушкой туман,
- То ли пуля в сердце метит,
- То ли близок трибунал.
- Ах, доля – неволя,
- Глухая тюрьма,
- Долина, осина,
- Могила темна.
Москва. Января 28-го 1926
Вольф Эрлих о смерти Есенина
I
1919 г. Кафе поэтов Тверская, 18. Комната правления Союза поэтов.
Зимние сумерки. Густой табачный дым. Комната правления по соседству с кухней. Из кухни веет теплынью, доносятся запахи яств. Время военного коммунизма: пища и тепло приятны несказанно. Тепло и пища: что ж еще в жизни нужно?
Беседуем с Есениным о литературе. Беседа оживленная. Первые годы нашего знакомства с Есениным были для него периодом усиленного искания творческого пути; в этот период Есенин любил беседовать, любил философствовать. В дальнейшем он стал меньше разговаривать об искусстве; и только в последний год своей жизни, в особенности в последние месяцы, перед смертью, он по-прежнему много рассуждал об искусстве.
129 
