Амир контролировал каждый шаг повара и раздатчика, жестко следил затем, чтобы воду «варили», а котлы отмывали от остатков пищи, и все получилось. Как только рабы перестали получать тухлятину, падеж иссяк сам собой.
— Будем в Сан-Паулу, свечку Пресвятой Деве поставлю, — пообещал как-то потрясенный управляющий. — Чистое чудо вышло! Всего четырнадцать трупов за весь рейс…
Но он ошибался. Едва судно пристало к дыхнувшему пряным запахом цветения зеленому берегу, погибла та рабыня, за которую хлопотал Амир, — пятнадцатая. Амир следил за ее умиранием все последние две недели, видел все симптомы, но определить болезнь так и не сумел — недоучился.
А потом конвоиры начали дергать за цепь, рабы, оскальзываясь в устлавшем полы трюма дерьме, побрели наверх, и Амир получил расчет и одним из последних спустился на берег. Дикарей уже передавали из руки в руки тощему, с желтым от тропической лихорадки лицом монаху, а на берегу стояла, наверное, половина всего поселка.
— Из Кастилии кто есть?! — встречая немногих пассажиров, кричали из толпы.
— Из Наварры никого?!
— Мусульмане здесь есть?! Ну хоть один?
Амир улыбнулся и поднял руку.
— Кто тут мусульман ищет?
— Друг! — тут же накинулись на него двое. — Ты откуда? Из Гранады?
— Арагонец я, — не в силах отбиться от объятий, рассмеялся Амир. — А в Гранаде только учился.
— Ну что? Ты, конечно, к нам? Давай, брат, не прогадаешь!
— Контрабандисты? — прищурился Амир. — Я не против. Работа знакомая.
— Не-е… — затрясли головами новые знакомцы. — Контрабанда у нас за голландцами. Злющие… чужих в свое ремесло ни за что не пустят!
— А кто вы тогда?
Новые знакомцы рассмеялись и повели его прочь от медленно расходящейся толпы, в тень огромных, втрое выше, чем в Арагоне, деревьев.
— Черных видел? Сегодня привезли…
— Ну…
— Сегодня же наши будут. Всех уведем.
Они тронулись в путь сразу.
— На ночь глядя каплуны никуда не тронутся, — на ходу объяснял вожак — плотный, невысокий марокканец с библейским именем Муса. — А к утру мы уже все приготовим.
— Вы здесь что, — поднял брови Амир, — совсем Церкви не боитесь?
Муса захохотал:
— Здесь они нас боятся! Пробовал один каплун Инквизицию ввести, так его баски раздели, на столе животом вниз привязали, вынесли стол на площадь, и всю ночь, кто хотел и чего хотел, ему засовывал! А утром выгнали…
Амир неловко рассмеялся.
— И много… желающих было?
— Да с ним весь город породнился! — захохотали товарищи Мусы. — От Наварры до Старой Кастилии!
Отсмеявшись, Муса начал рассказывать, как здесь что, и Амир не переставал удивляться. Конституции фуэрос, казалось, напрочь истребленные Церковью, здесь, под тропическим солнцем, снова расцвели. Каждый прибывший тут же примыкал к своим, и каждый народ или народец прочно занимал свое место под солнцем — как в ремесленном цеху. Евреи сняли пробы и опознали в здешних реках золото. Арагонцы весьма успешно разводили скот. Кастильцы заложили сахарные плантации. Ну а мориски, которых все звали мамелюками 35, промышляли кражей рабов, которых они продавали кастильцам и арагонцам за золото, которое все они выменивали у евреев. — Я тебе говорю, Амир, здесь хорошая жизнь! — размахивал руками Муса. — И люди — не чета Европе. Каждый — сам себе сеньор!
— Здесь со всеми договориться можно, — поддержали его товарищи, — кроме каплунов, конечно…
Священников ненавидели все.
— Ну, делали бы они свое дело, — размахивал руками Муса, — крестили там… хоронили, венчали — им бы люди только спасибо сказали. Но они же в каждую дырку — затычка!
Амир слушал и лишь качал головой. Не так давно появившиеся в Парагвае монахи уже почти завладели всем.
— Лучшие золотые прииски, думаешь, у евреев?! — возмущенно гомонили товарищи Мусы. — У Ордена!
— И самые большие плантации!
— И конезаводы!
— И корабельное дело!
Словно опухоль, которую Амир видел в университетской лаборатории, Орден уже раскинул щупальца и здесь и жадно, методично высасывал все, что могла дать эта бесконечно богатая земля.
— Страшно подумать, сколько они денег сюда вогнали, — подвел итог Муса. — Но и места хватают самые лучшие!
Амир понимающе кивнул. Он, как всякий арагонец, помнил и откуда у Церкви такие деньги, и эту повадку — хватать главное.
А потом они — уже в полной темноте — вышли к мосту через неглубокую, быструю речку и принялись за работу. Подпилили опоры моста, подрубили несколько деревьев, чтобы двумя-тремя ударами топора уронить этих гигантов на дорогу и отрезать пути к отступлению, и проверили загодя подготовленные пороховые заряды.