очень нудно 
35 
Треслав залился краской и пригнул голову, как будто надеясь таким образом снять с себя подозрение в еврействе. Кто когда-нибудь видел смущенного еврея?
— Вот такие дела, — сказал он после паузы, когда смог вновь поднять глаза на собеседника. — Что посоветовал бы твой Витгенштейн?
— Для начала он посоветовал бы тебе вынуть свой нос из собственной жопы. А также из моей и из жопы Либора. Допустим, тебя побили и ограбили. Это неприятно. А ты еще до того порядком раскис. На наших встречах втроем обстановка не очень-то здоровая. Для тебя, по крайней мере. У меня и Либора хоть есть причина: мы скорбим. А ты нет. А если тоже скорбишь, это уже совсем хреново. Это типа извращения, Джулиан. Ты не можешь быть одним из нас. И ты не должен этого хотеть.
— Я вовсе не хочу быть тобой.
— Нет, хочешь — в некотором роде. Я не намерен тебя обижать, но у нас всегда имелось нечто, что ты хотел бы заполучить.
— У вас? Ты говоришь о себе и Либоре?
— Дурацкий вопрос. Если ты его задаешь, ты уже знаешь ответ. Но теперь тебе этого мало. Теперь ты захотел большего. Ты захотел стать евреем.
Треслав едва не захлебнулся чаем:
— Кто тебе сказал, что я хочу стать евреем?
— Ты сам, кто же еще? Иначе зачем вся эта твоя возня? Ты такой не один — многие люди по разным причинам хотят быть евреями.
— Однако сам ты хочешь обратного.
— Только не начинай говорить, как Либор.
— Сэм… Сэмюэл, читай по моим губам. Я. Не. Хочу. Быть. Евреем. Понятно? Ничего против вас не имею, но я хочу быть тем, кто я есть.
— А помнишь, как ты хотел, чтобы мой отец был твоим отцом?
— Мне тогда было четырнадцать. И мне нравилось, когда он сам предлагал мне врезать ему кулаком по животу. Своего отца я боялся даже локтем случайно задеть. Но это вовсе не значит, что я хотел быть евреем.
— А кто ты есть?
— Не понял.
— Ты сказал, что хочешь быть тем, кто ты есть. А кто ты есть?
— Кто я есть?
Треслав уставился в потолок. Он чувствовал, что это вопрос с подвохом.
— Вот именно. Ты не знаешь, кто ты есть, и потому хочешь быть евреем. Скоро ты отрастишь пейсы и заявишь мне, что вступил добровольцем в израильские ВВС, чтобы лично бомбить хамасовские лагеря. Это ненормально, Джулиан. Сделай паузу, погуляй спокойно по городу. Почаще бывай на людях, как ты это называешь. Найди себе девчонку и оттянись с ней на отдыхе где-нибудь подальше отсюда. Забудь обо всем остальном. Купи новый бумажник и живи в свое удовольствие. Поверь, тебя в тот раз ограбила вовсе не женщина, как бы сильно ты этого ни хотел. И вообще, кто бы там тебя ни грабил, не путай себя со мной и не называйся евреем.
Треслав уныло молчал, подавленный этой лавиной философической мудрости.
Глава 3
1
— Эй, Брэд!
Окликнувшая его женщина была примечательна волевой челюстью, каскадом белокурых локонов и платьем в стиле Регентства,[46] со впечатляюще глубоким вырезом. Уже в третий раз этим вечером Треслава — впервые после вынужденного перерыва работавшего двойником — принимали за Брэда Питта. На самом деле он был нанят изображать Колина Фёрта в роли мистера Дарси. На верхнем этаже одного из павильонов Ковент-Гардена[47] отмечался пятидесятилетний юбилей дамы, натурально звавшейся Джейн Остин — при таком-то имени кого же еще было изображать, как не героев соответствующих книг и фильмов? Все участники вечеринки были в костюмах той эпохи. Треслав щеголял в тесных бриджах, белой рубашке с широкими рукавами и шелковом шейном платке, напуская на себя холодно-высокомерный вид в соответствии с образом. И не мог понять, почему его принимали за Брэда Питта, — разве только Брэд Питт снялся в какой-то неизвестной ему экранизации «Гордости и предубеждения».
Гости быстро напивались и тупели. Только что обратившаяся к нему женщина также была пьяной и отупевшей. Вдобавок она была американкой. Все это Треслав понял по ее манерам еще до того, как она открыла рот. Она слишком явно выказывала свое удивление, чтобы быть англичанкой. У нее были слишком полные губы, слишком белые и слишком ровные зубы, походившие на две сплошные эмалевые дуги с черточками вертикальной разметки. Бюст ее был слишком высок и напорист — опять же не в английском духе. Если бы героини Джейн Остин имели такие бюсты, им не пришлось бы волноваться насчет перспектив замужества.
46
Эпохой Регентства в британской истории именуют период 1811–1820 гг., когда страной правил принц-регент (будущий король Георг IV), а в широком смысле — всю первую треть XIX в., для которой характерен особый стиль в архитектуре, искусстве, одежде и т. д. К этому же периоду относятся романы Джейн Остин (1775–1817), персонажи которых упоминаются далее в тексте.
47
Район в центре Лондона, где находится несколько знаменитых театров (включая королевский театр Ковент-Гарден), а также множество развлекательных и торговых заведений.
35 
