очень нудно 
43 
Он вернулся от парка к дому Либора и нажал кнопку звонка. Никто не ответил. Либор куда-то ушел, — возможно, ему опять устроили свидание и теперь он вынужден беседовать о знаках зодиака с девицей, слишком юной, чтобы слышать о Джейн Расселл. Или он сейчас лежит у себя в квартире перед «бехштейном» рядом с пустым флаконом из-под снотворного и с петлей из рояльной струны вокруг шеи — именно так лежал бы Треслав, если бы Малки была его женой и оставила его в одиночестве на этом свете.
В голове всплыл тот экспромт Шуберта, и глаза его наполнились слезами. Почему отец не позволил ему учиться музыке? Что он боялся обнаружить в своем сыне? Болезненность восприятия? Выражение из лексикона Финклера. Ну и что такого неладного с этим восприятием?
Настороженным шагом он проследовал мимо опасностей (духовных и вполне материальных) Дома вещания и обогнул Нэшеву церковь. Он не мог в точности восстановить маршрут, каким следовал в ночь нападения, но помнил, что какое-то время проторчал перед лавками на Райдинг-Хаус-стрит, где прежде находилось и заведение его отца. Он прошел дальше по этой улице, а затем перешел на параллельную Мортимер-стрит и двинулся в обратном направлении, к магазину Гивье. Чтобы приблизиться к нему с правильной стороны — как в прошлый раз, — ему пришлось пройти еще немного до Риджент-стрит и потом вернуться. При этом он внимательнее, чем обычно, всматривался в тени у подъездов. Он также постарался выглядеть особенно уязвимым, хотя случайно встреченный знакомый вряд ли заметил бы какие-нибудь изменения в его обычной походке или же его повышенную, против обычной, нервозность.
Улицы были оживленны примерно в той же степени, что и двумя неделями ранее. Та же парикмахерская и тот же китайский ресторан были еще открыты; тот же газетчик выкладывал на прилавок свежие номера. Если не считать теперешней прохлады, эти две ночи были идентичными. Треслав затаил дыхание, приближаясь к витрине «Ж. П. Гивье и К°». Он понимал, что это глупо. У женщины, напавшей на него в тот раз, наверняка были дела поважнее, чем дожидаться в засаде его возможного возвращения. Да и зачем? Она и так уже забрала все его ценные вещи.
Но если тогда ее поведение было необъяснимым, почему бы ей сейчас не совершить еще один необъяснимый поступок? Вдруг она пожалела о содеянном и собиралась вернуть его вещи? С другой стороны, грабеж мог быть лишь первой пробой перед тем, что она заготовила для него в дальнейшем — нож в сердце? пулю в голову? бензопилой по горлу? Расплата за воображаемое зло, которое он ей якобы причинил. Или расплата за реальное зло, причиненное Финклером, с которым она его спутала.
Последний вариант казался воистину ужасным — и не потому, что его приняли за Сэма Финклера (хотя это само по себе уже было оскорбительным), а потому, что он должен по ошибке нести ответственность за какие-то гнусные деяния Финклера. С этого Финклера станется обидеть женщину и довести ее до безумной ярости. Он представил себя умирающим вместо Финклера, беспомощно распростертым на асфальте, — умирающим за преступления, которые сам он никогда и ни за что бы не совершил. «Какая горькая ирония судьбы!» — подумал он, ощущая предательскую слабость в коленках. Подобный горько-иронический финал его жизни не был для Треслава абстрактным предположением: он отчетливо предвидел его, как предвидел внезапно возникающие перед ним поваленные столбы и деревья.
И вот ему уже виделось его собственное тело, распростертое на улице Каракаса — или Буэнос-Айреса, или Фонтене-су-Буа, или Торонто, — и пинки неравнодушных прохожих, обзывающих его «еврейской собакой».
Он стоял перед витриной Гивье, любуясь инструментами в футлярах и новым набором канифолей, похожих на шоколадки в красивых обертках, — этого набора здесь не было во время его прошлого визита. И вдруг на плечо ему опустилась рука.
— Джудит! — вскричал он, мгновенно холодея от ужаса.
Глава 4
1
Примерно в то же самое время (плюс-минус полчаса) в ресторане, расположенном неподалеку (от силы четверть мили), сыновья Треслава оплачивали счет за ужин. Оба были со своими матерями. Это была уже не первая встреча двух женщин, хотя они не знали о существовании друг друга в ту пору, когда были беременны соответственно Ральфом и Альфом, а также в первые несколько лет после их рождения.
Треслав не был Финклером. Он не мог одновременно любить двух и более женщин; каждая влюбленность поглощала его целиком. Но он всякий раз заранее чувствовал, когда женщина была готова его бросить, и по возможности не мешкал с очередной всепоглощающей влюбленностью. Как следствие, иногда промежуток между его старой и новой влюбленностями бывал очень кратким. Он принципиально не сообщал об этом ни прежней, ни новой возлюбленной, полагая, что у женщин и так много поводов для расстройства, и не желая расстраивать их еще больше. В этом он также видел разницу между собой и Финклером, который не считал нужным скрывать от жены своих любовниц. Треслав завидовал Финклеру из-за его любовниц, но признавал, что сам он не мог бы их нормально содержать. Он не смог бы нормально содержать и жену, довольствуясь материально независимыми «подругами». Но при этом он соблюдал правила приличия, не знакомя своих подруг между собой.
43 
