16 
– Сергей Иваныч, у нас в стране мораторий на смертную казнь! – с легкой иронией напомнил Сиволапов.
– У нас в стране, – уничтожающе отозвался Корнеев, – сегодня мораторий, а завтра крематорий!.. Не «Сникерсами» торгуем!
– Все правильно! – горячо подхватил Лоскутов. – Но действовать нужно тонко! Не как слон в этой самой лавке, где торгуют «Сникерсами»! Нужно было выяснить, чем на самом деле располагает Казарин… Я лично вообще не уверен, что его информация имеет какую-то ценность.
– А вот это зря, Николай Кимович! – рассудительно произнес Сиволапов, водружая на нос очки. – Через Казарина много чего проходило… Между прочим, я сразу настаивал на его увольнении… Ко мне не прислушались – теперь расхлебываем!
– Но каков фрукт! – раздраженно вмешался Тягунов. – До последнего момента притворялся лояльным… На шашлыки приглашал!
Корнеев заворочался в кресле, сопя, достал из кармана сигарету и закурил, пуская во все стороны огромные клубы дыма.
– Кому он звонил, выяснили? – глядя исподлобья, спросил он.
– Выясняем, – коротко сказал Сиволапов.
– Понятно. Кому звонил – неизвестно, что украл – непонятно, – саркастически прохрипел Корнеев. – Гнать нужно всю вашу службу безопасности! Моим пацанам спасибо скажите, что остановили его…
Лоскутов нервно поправил узел галстука, уставил на Корнеева немигающие выпуклые глаза.
– Сергей Иванович, – строго проговорил он. – Вы своих пацанов придержите!.. А лучше бы вообще… куда-нибудь с глаз подальше! Вы – помощник депутата! Займитесь по этой линии… Прозондируйте почву в Лиге содействия оборонным предприятиям… Мы с Алексеем Алексеевичем завтра встречаемся с человеком из Совета безопасности… Надо работать цивилизованно.
– Ага! – с остервенением затягиваясь сигаретой, прорычал Корнеев. – Пока мы будем по советам ездить, фишка казаринская до ФСБ докатится. Посмотрим, что вы тогда запоете! Тогда поздновато будет… Пасту в тюбик не пробовали назад заталкивать? – язвительно закончил он.
Сиволапов задумчиво потер длинный нос и примирительно произнес:
– Одно другого не исключает, Сергей Иванович. Просто нужно соизмерять свои методы с реалиями сегодняшнего дня. Из доклада вашего… гм… человека я понял, что, как вы выражаетесь, «фишка» до сих пор не всплыла и, возможно, находится у кого-то из сотрудников седьмой спецбольницы… Полагаю, раз уж вы взяли след, отступать не годится… Прощупайте этого сотрудника – со всей деликатностью, конечно… Вряд ли здесь возникнут какие-то проблемы – зачем врачу чужие секреты…
Лоскутов перебил его:
– И немедленно выпустить Казарину! Еще не хватало…
Сиволапов грустно покачал головой.
– Не преждевременно ли, Николай Кимович? Могут быть непредсказуемые последствия…
– Если не выпустить, последствия могут быть еще хуже! – сердито сказал Лоскутов.
Тягунов, точно школьник, поднял руку.
– Предлагаю компромиссный вариант. Казарина наверняка испытала сильнейшее потрясение. Смерть мужа и… и… изоляция, скажем так. Двойной шок! Она наверняка нуждается сейчас в медицинской помощи. Если мы устроим ее на лечение в хорошую нервную клинику…
– В психушку, если уж называть вещи своими именами, – уточнил Сиволапов, одобрительно кивая. – Только Казарина в розыске, Семен Егорыч…
– Не в розыске, – поправил Тягунов. – А разыскивается как свидетель по делу. Ничего страшного, если она отыщется, скажем, в больничной палате… Потеря памяти, то-се… Это называется, кажется, реактивный психоз. У меня есть знакомый психиатр…
Лоскутов нахмурил лоб, изображая напряженную работу мысли.
– Ну что ж, остановимся, пожалуй, на таком варианте, – сказал он наконец. – Тягунов с Корнеевым между собой договорятся, как все осуществить конкретно, да, Сергей Иваныч?..
Голос его прозвучал деловито и ободряюще, но Корнеев не разделил его энтузиазма. Недовольно пыхтя, он выбрался из кресла и, набычась, посмотрел на Лоскутова.
– Я суетиться не буду! – категорически заявил он. – Сначала разберусь, чего там Казарин нарыл. А там посмотрю… Только не ждите, что вы в стороне будете, если что, – добавил он и многозначительно постукал толстым пальцем по нагрудному карману пиджака. – Я весь наш базар тут на пленку записал – для порядка…
Он повернулся и пошел к двери уверенной развалистой походкой тяжеловеса. Оставшиеся смотрели в его широкую спину с неудовольствием и досадой.
16 
