– Пойдем по следам, – Карагодин решительно двинулся вперед.
За ним гуськом пошли остальные. Майор старался не отставать, иногда даже забегая вперед. Следы лошади то пропадали, то снова проявлялись, но уже наметилось что-то вроде накатанной дороги, поэтому идти стало проще. Достав из кармана фляжку с коньяком, Карагодин на ходу сделал несколько глотков. Заметив жадный взгляд майора, протянул фляжку ему.
– На, глотни, Максимыч, – миролюбиво предложил он.
Мент принял фляжку и с жадностью припал к горлышку.
– Эй, осади, майор, – остановил его Карагодин.
Забрав у майора фляжку, он приложился к ней еще раз.
– Пожрать бы, Палыч. – Владик догнал начальника охраны.
– Успеем, – через плечо бросил тот и пошел быстрее.
Часа через два группа очутилась возле подножия небольшой сопки, где так называемая дорога разветвлялась на два рукава. Время было около полудня. Сколько они прошли и долго ли еще идти, никто, естественно, не знал. Теперь же они стояли на распутье как русский богатырь у камня. Налево пойдешь… Направо пойдешь…
– Ну и куда теперь? – Майор поднял на Карагодина недоумевающий взгляд.
– Нужно найти следы, – тот недовольно посмотрел на майора.
Майор недоверчиво обозрел дорогу, покрытую толстой наледью. Пока Карагодин с майором стояли на распутье, подтянулись оставшиеся члены экспедиции.
– Белый, Димыч, – Карагодин показал на два ответвления, – один – туда, другой – сюда. Пройдете метров по двести. Будете искать следы подков. Кто найдет, получит дополнительную порцию водки. Вперед. А мы пока пожрать чего-нибудь сообразим.
Белый тут же выбрал себе левую дорогу, Димычу ничего не оставалось, как пойти по правой. Они поплелись – каждый в свою сторону, обходя сопку с двух сторон.
Владик бросил рюкзак на снег и принялся его расстегивать. Эдик отправился за ветками для костра. Когда он вернулся, таща охапку хвороста, его брат уже разложил на расстеленном на снегу брезенте хлеб, консервы, поставил водку и пластиковые стаканчики.
Пока разводили костер, разогревали консервы, прошло не меньше получаса. Все это время Карагодин с майором стояли в сторонке, негромко переговариваясь. Минут через пятнадцать вернулся Белый.
– Ну что? – Карагодин поманил его к себе.
– Ничего, – Белый отрицательно помотал головой.
На его длинных белесых ресницах серебрился иней.
– Хорошо смотрел?
– Чего там, блин, смотреть, лед один, – он с тоской покосился на водочные бутылки.
– Сам ты лед, – огрызнулся Карагодин и поглядел на майора. – Ну как с таким народом работать можно?
– Может, по соточке? – проблеял Белый.
– Подождешь, – раздраженно зыркнул на него Карагодин. – Где Димыч?
– Так он же по той дороге пошел…
– Пошел, пошел, – передразнил его начальник, – иди к нему, может, он нашел чего.
– Погреться бы, Палыч, – запричитал Белый.
В этот момент со стороны дороги, по которой ушел Димыч, донесся странный шум. Все с тревогой посмотрели в ту сторону, откуда этот шум долетал. Шум имел сходство с треском ломаемых веток, будто кто-то огромный продирался сквозь заросли кедрового стланика. Затем раздался душераздирающий вопль. Скинув рукавицу, майор принялся расстегивать кобуру, но она, как назло, не поддавалась.
Поскальзываясь и едва не падая, к развилке выскочил Димыч, с вылезшими из орбит глазами. Шапка у него съехала на затылок, изо рта валил пар. Он орал что-то нечленораздельное, пытаясь на ходу обернуться назад и в то же время боясь промедлить хоть долю секунды.
Карагодин быстро сунул руку в карман полушубка и вытащил свой «ТТ». Передернув затвор, загоняя патрон в патронник, снял пистолет с предохранителя и направил ствол вверх.
Наперерез Димычу, из-за ствола лиственницы понеслась какая-то бурая тень. Как назло, Димыч в это самое мгновение оглянулся и, оступившись, кубарем покатился по направлению к Карагодину.
Димыч попытался подняться, скользя ногами по насту, но не успел. Огромный кабан на полной скорости врезался в него и принялся терзать его клыками. Несколько раз он подбросил его вверх, словно тряпичную куклу, ловя на острые белые клыки.
В кабане было не меньше полутора центнеров. Такие экземпляры попадаются довольно редко. В холке он достигал почти метра высоты. Его бурая щетина на загривке поднялась как «ирокез» у панка. Копыта, врезаясь в наст, выбивали из него снопы льда, перемешанного со снегом. В каком-то остервенелом напоре он издавал громкое полухрюкание-полухрап-полурев, разносившийся далеко по окрестностям.