очень нудно 
64 
Видишь, я сделал все что мог.
Спасибо.
Когда мастер вернулся, милочка плакала, заливалась слезами. Мастер попытался ей все объяснить. Она не поверила. Ты совсем свихнулся со своими лоскутнями. Устроился бы лучше на работу. Так я и поверила. Конечно. На нее все мужики западают. А ты со мной только потому, что она на тебя и внимания не обращает.
Да нет же! Ты самая милая!
Вот-вот. Милая. Всего-то.
Да я же люблю тебя.
Что ж ты раньше не говорил? Только сейчас. Все, нечего мне мозги пудрить. Не маленькая.
Ну все, хватит, взорвался мастер. Это он на Каспера закричал. Хватит. У тебя внутри – старые рваные колготки, я сам тебя сшил, и не очень хорошо к тому же. Все наружу. Иди-ка сюда. И мастер булавками приколол его на место, на стену.
А милочка… ну, она ведь тоже любила мастера и дала себя утешить, и Каспер со стены смотрел на то, как сползало, сползало и наконец сползло на пол одеяло, смотрел и смотрел, потому что, приколотый булавками к стене, не мог ни отвернуться, ни закрыть глаза.
Но боль боли рознь, и боль от булавок, когда их, вонзенные в затылок, и руки, и ноги, приходится выдирать из обоев, все же легче перенести, чем ту, которая терзала колготочное нутро. Под утро милочка спросила, что это, как бубенчики звенят? Ой, это здесь, что это, мама! Мастер приподнялся – только тень метнулась в темном коридоре, лязгнул замок.
Вот паршивец! Мастер прыгал на одной ноге, не попадая в джинсы, и бормотал: свихнулся, да? я же говорил!
Лифт еще не работал, и мастеру пришлось бегом по лестнице с девятого этажа – спросонок чуть ноги не переломал. Каспера он нашел перед подъездом, в луже. Он лежал вниз лицом, и вокруг его головы покачивались синеватые бензиновые круги – колеблющимся нимбом. Видимо, он выбросился с балкона: на некоторых этажах двери на общий балкон давно и окончательно были сломаны.
Тоже мне Анна Каренина, почему-то сказал мастер и вынул Каспера из лужи. Он был мокрый насквозь, грязная вода текла с него ручьями. Живой? Каспер кивнул и всхлипнул. То-то же. Ну и что мне теперь с тобой делать? Может быть, я еще уговорил бы ее взять тебя – лежал бы где-нибудь на шкафу в чемодане. Хотя, конечно, какие у нее чемоданы на шкафу… А теперь? Мастер ощупал голову Каспера – вода потоками излилась из покривившихся крестиков-глаз. Маленький мой… И – что было делать? – мастер прижал его к голой груди, потому что когда человек страдает, нужно прежде утешить, а потом мыть и сушить. Хотя… Мастер подумал, что мытье и сушение сами по себе – процедуры приятные и утешительные, и потому решительно направился домой – вверх по лестницам девяти этажей.
Ты же человек, говорил ему мастер, выставив из ванной всхлипывающую милочку. А раз человек – обязан терпеть, даже когда терпеть невмоготу. Нечего унижаться. Глаза не щиплет? Терпи. Да кто она такая, чтобы ты из-за нее – в грязную лужу?
Я хотел умереть.
Не выйдет.
За что? Разве ты не можешь меня распороть?
Что? Урод несчастный. Ни за что на свете. Подожди. Я тебе скажу страшную вещь. Это только еще первая любовь – мы все через это проходим. Тебе еще любить и любить… Как кого? Откуда я знаю? Я мог бы сделать для тебя манюню, но, во-первых, тебя это не устроит, правда? Во-вторых, не знаю, выйдет ли еще такое чудо. И самое главное: нельзя же создавать человека, не оставляя ему выбора. Да и ты ведь не кукла, и не куклу хочешь любить.
Так, а теперь придется повисеть вот здесь, пока вода стечет, а потом положим тебя на батарею…
Что значит, зачем ты меня сделал? Что значит, ненавижу? Я тоже так умею говорить, когда совсем плохо…
Эй, что это в тебе ворошится? Так… так-так… милый, да никак у тебя завелось сердечко… Живи.
* * *
– Каси, знаешь, я должна тебе сказать… Может быть, ты даже разговаривать, даже видеть меня после не захочешь, но я не могу… Я хочу, чтобы все было честно. Между нами такое… Я не думала, что любовь – это так. Вот так. Понимаешь?
– Не говори ничего, не надо. Если ты так боишься, не говори. Зачем? Что угодно, все-все, что угодно скажи – и ничего не изменится. Это не я тебя люблю, это не ты меня любишь, это сама любовь в нас.
– В тебе – да. А во мне что… Я тебе скажу.
– Ты дрожишь вся.
– Я скажу! Я должна тебе признаться. У меня сердца нет. У меня внутри…
– Рваные колготки? – обрадовался Каспер.
– Нет, – растерялась она и беспомощно захлопала ресницами. – Синтепон от старой куртки.
Марина Воробьева
Сказка про жизнь
Жизнь споткнулась, покачалась на месте и остановилась. Опять! – пробурчал Гры и стал думать, как ее пнуть. То слева пнет, то справа, то с разбега – все никак, жизнь стоит на месте, даже не покачивается. Тогда Гры позвал Кра. Кра сказал: надо с чего-то начать. Кра сказал: надо начать с утренней зарядки, все начинается с утренней зарядки. Кра уцепился за Гры, они покувыркались немножко вместе, сделали велосипед и отжались.
64 
