очень нудно 
31 
Буркнув что-то вроде «Спасибо!», я у них на глазах остановила «BMW» и укатила в ту сторону, которую они мне показали. В зеркало я видела, как они смеялись. Наверное, надо мной. Но это меня нисколько не задело, скорее – наоборот. Это было лишь признание моих неплохих актерских способностей…
– Тебе куда? – спросил водитель, мужчина средних лет с тусклым взглядом. – До электрички бесплатно довезу. Дальше – от полтинника.
Я прекрасно видела, что он остановил машину не потому, что захотел пообщаться с женщиной, пусть даже и не надеясь на что-то, чем могло бы закончиться это общение. Я сейчас нисколько не походила на женщину, которая может вызвать у мужчины желание с ней пообщаться. Наверняка у него была дочь «моих лет», с которой он не мог найти общего языка, не мог наладить контакт. И меня собрался подвезти только потому, что я ее чем-то ему напомнила. Может быть, короткой мальчишеской прической. Или сережкой в ухе. Или рюкзаком за спиной.
Я чуть было не попросила его остановить у железнодорожной платформы, но неожиданно сказала:
– В Москву!
И только уже сказав, поняла, почему приняла такое решение. Узнать меня сейчас, конечно, невозможно. Это бесспорно. Но что, если меня попросят вдруг предъявить документы? А там черным по белому написано, кто я такая – Елена Гуляева, Арбатов… И все – лицом к стене, руки за голову! А устроить проверку документов в электричке проще простого. Поеду-ка я лучше на машине. Уж водитель у меня точно документов не спросит.
Водитель в это время круто повернул налево, проехал под железнодорожным полотном и, вновь набирая скорость, предупредил:
– Это дорого будет… У тебя деньги-то есть?
Я бросила на переднюю панель мятую бумажку в пятьдесят долларов.
– А у тебя сдача есть?
Он почему-то помрачнел и в ответ мне пробурчал раздраженно:
– Смотря куда тебя везти…
– Не придумала еще… – ответила я. – Вези пока к центру…
Он еще сильнее нахмурился, но промолчал. Когда мы проехали огромную развязку на Кольцевой дороге, он неожиданно резко взял вправо, прямо из третьего ряда, едва не угодив под грузовик, шедший в первом ряду, и прижался к обочине. Скрипнули тормоза.
Минуту он молчал. Я тоже молчала, в недоумении ожидая, что же будет дальше?
– Объясни мне, чего вы все хотите? Почему наша жизнь для вас дурно пахнет? Мы все – дерьмо, да? Мы все продались за квартиры, машины, красивые шмотки, вкусную жратву, да? Мы отдали свою свободу, да?.. А вы свою за что отдали? За ежедневный укол? За право выйти на панель и продать свое тело за эти вонючие доллары? Или это у вас называется – «отстаивать» свободу?
«Ясно, – подумала я, – видно, дочка накануне послала его куда подальше… А мне придется теперь заменить собой объект воспитания…»
– А знаешь, почему вы так вцепились в свою свободу? Словно это самая великая на свете ценность? Просто потому, что у вас нет больше ничего!.. Молчишь? Я знаю, почему ты молчишь!..
«У мужика совсем, однако, крыша поехала! – подумала я. – Довела его дочурка! Да и жена, наверное, руку приложила…»
– Ты молчишь не потому, что считаешь меня идиотом, с которым и говорить не стоит. Хотя ты именно так и считаешь… Но тебе же просто нечего сказать! Ты же знаешь, что я прав, вот и молчишь!
Мне уже, честно говоря, поднадоело слушать его педагогическую истерику. У меня не было абсолютно никаких проблем ни с его поколением, ни с поколением его дочери. Поэтому мне было просто скучно. Но и обижать его понапрасну не хотелось. Почему-то было его немного жалко. Нет, не как мужчину. Терпеть не могу жалеть мужчин. Как отца, наверное… Ведь на вид мне сейчас было лет на шесть меньше, чем на самом деле. Я сама в какие-то моменты начинала верить, что я та, кого изображаю – вышвырнутая в самостоятельную жизнь малолетка, засомневавшаяся в ценностях, которыми живут ее родители…
Я положила руку на его колено и очень спокойным голосом сказала:
– Дай сигарету.
Он хотел было еще что-то сказать, но закрыл рот и поскрипел зубами. Еще минуту он сидел молча, потом поджал губы, достал из нагрудного кармана пачку «LM», протянул мне сигарету и зажигалку.
Пока я курила, он молчал. Я тоже помалкивала. Все так же стояли у обочины. Мимо проносились равнодушные и к его, и к моей судьбе машины… Я выбросила окурок в открытое окно и сказала:
– Поехали.
– Куда? – спросил он.
– Если – прямо, то куда попадем?
Он подозрительно посмотрел на меня и сказал с недоумением:
31 
