11 
– Что?! – словно ужаленный вскрикнул Полунин. – Я должен позвонить своему адвокату.
Только теперь до Владимира начал доходить смысл происходящего. Многого он не знал, вернее, не знал почти ничего, но понял, что кто-то его крупно подставил. Подставил так, что его могут отправить на нары, и не на один год. Не понимал он одного – кому и зачем это было нужно?
– Утром позвонишь, – отмахнулся дежурный, моргнув глазками.
– Нет, сейчас, – твердо проговорил Полунин сквозь зубы.
– Ладно, – капитан вынул ящик с вещами Полунина и протянул ему мобильник, – только один звонок.
Немного подумав, Владимир набрал номер Степина. Денис Григорьевич был одним из немногих адвокатов в городе, отлично знавших свое дело, и, пожалуй, единственным, кому Полунин мог доверять. Он не раз защищал его интересы в судах и на предварительном следствии и почти всегда выходил победителем. Номер долго не отвечал. Наконец Полунин услышал заспанный голос адвоката:
– Я-а.
– Это Полунин. Я в городском отделе. На меня пытаются повесить мокруху, – коротко обрисовал он ситуацию. – Вы можете подъехать?
– Но я в отпуске, – пробормотал Степин, – под Москвой.
– Тогда срочно берите билет и первым же рейсом сюда. Естественно, все расходы я беру на себя.
– Я, конечно, приеду, но это получится не раньше вечера. – Степин, почуяв поживу, начал просыпаться. – Если хотите, я свяжусь с кем-нибудь из своих знакомых, чтобы они пока поработали с вами.
– Не нужно, – отказался Полунин, надеясь, что на первых порах он справится и сам (опыт подобного рода у него уже был), – лучше позвоните моей жене – она еще ничего не знает.
* * *
До утра он так и не сомкнул глаз, размышляя о событиях последних дней, а около девяти его в наручниках отправили в следственный изолятор. После прохождения всех формальностей его определили в камеру, где уже находилось три человека. Он подождал, пока надзиратель, громыхая тяжелыми запорами, запрет за ним обитую металлом дверь, и внимательно оглядел свое новое временное жилище: одно окно, закрытое толстой стальной решеткой, четыре шконки в два яруса, раковина с отбитой эмалью, параша в углу – обычный набор.
Три пары глаз с интересом наблюдали за ним: как-то поведет себя новенький? СИЗО хоть и не тюрьма, но порядки здесь ничем не отличаются от тюремных. Так же налажена работа почты, по которой на волю и с воли передавались малявы, так же организован и тюремный телеграф, который сообщал о вновь прибывшем обычно раньше, чем он переступал порог камеры. О Полунине, похоже, еще не знали – слишком уж быстро его сюда определили. Эта камера, по-видимому, была не рядовой. Обычно в СИЗО они забиты до отказа и больше и ожидают в них своей участи не менее двадцати человек в каждой. Здесь же было только три человека, но Владимир не стал пока ломать над этим голову.
Он почти сразу же определил старшего – худого длинного мужика с дряблым выступающим брюшком. Тот устроился с ногами на нижней шконке под окном, из которого в камеру могло попасть хоть немного свежего воздуха. На бугристой голове у него висело мокрое полотенце, которым он то и дело протирал голый торс.
Вторым был здоровяк, плашмя лежащий на соседних нарах, подложив руки под голову. Тройной подбородок и громоздящееся над телом огромное брюхо. Маленькие, глубоко посаженные глазки, едва видные из-за широких трясущихся щек.
Третий обитатель камеры сидел наверху со скрещенными ногами и гонял вокруг себя воздух полотенцем. Ему можно было дать лет двадцать. Он был, что называется, средним типом. Среднего телосложения, невзрачный, совершенно ни о чем не говорящее лицо. «Шестерка» – сразу же определил Владимир.
Все старожилы старательно делали вид, что им безразлично появление в их владении нового обитателя, но исподволь старательно наблюдали за Полуниным, ожидая, что тот на чем-нибудь лопухнется и тогда уж они вволю повеселятся, издеваясь над новеньким. Но все они ошиблись, принимая Владимира за первоходца, думая, что это какой-то высокопоставленный лох, хапнувший больше, чем ему положено по должности.
Полунин знал, что, зайдя в камеру, нужно представиться и назвать статью, которую ему инкриминируют, и не стал изменять издавна заведенному порядку. После этого настроение у обитателей камеры несколько упало: умышленное убийство было серьезной статьей.
– Ты ведь не первый раз? – проницательно уставился на Полунина старший.
– Не первый.
11 
