Глава одиннадцатая

Москва встретила Полунина оттепелью. Несмотря на приближающийся Новый год, моросил дождик, звенела капель, дороги были покрыты липкой грязью.

Впрочем, погода Полунина не очень интересовала. Из-за полученной от Степина информации о возбужденном против Полунина уголовном деле ему пришлось вылететь в тот же день.

Татьяне удалось заказать билеты на вечерний рейс, но забронировать места в гостинице она уже не успела. После разговора с адвокатом Полунин отпустил девушку домой, готовиться к поездке, а сам, собрав документы, уехал с предприятия за несколько минут до прихода следователя.

Времени до вылета у Владимира оставалось еще достаточно, и он попытался связаться с Фиксатым, чтобы узнать, где он находится в данный момент и куда пропали двое омоновцев. Полунин опасался, что их исчезновение – дело рук Виталия, и хотел предупредить его о новых санкциях прокурора.

Однако сотовый Мухина молчал, и отыскать его Владимиру не удавалось. Исчез и Батон. Дома его не было, и никто не знал, куда он делся. Полунина это насторожило, но выяснить он так ничего и не смог, не было времени.

Узнав, что Громов собирается взять с него подписку о невыезде, Полунин понял, что Исаев начал против него новую крупномасштабную атаку. И в случае отъезда Владимира из города после дачи такой подписки его могли ждать большие неприятности. А если предположить, что прокурор один из подручных начальника УВД, то эти «неприятности» грозили обернуться настоящей катастрофой. Даже арестом.

Владимир связался со Степиным и попросил его заняться поисками Фиксатого и Батона, предупредить их о новом повороте событий и заодно попытаться выяснить, не известно ли им что-нибудь об исчезновении омоновцев. Ведь именно Мухину и Батону поручено было узнать, где находились омоновцы в момент убийства Шакирыча и исчезновения Щукина.

Прощаться с женой Владимир не поехал, хотя ему очень хотелось посмотреть, как они с Антоном устроились на новом месте. И вызвано это желание было не столько ревностью, сколько чувством одиночества, охватившим Полунина с самого утра. Но появляться в квартире, снятой Болдиным для его жены и сына, было опасно, и он позвонил туда по телефону.

Разговор со Светланой получился каким-то скомканным и оставил в душе Полунина двойственные ощущения. Владимиру казалось, что жену тяготит вынужденная разлука с ним. В то же время он почувствовал в ее голосе нотки облегчения.

Он так и не смог понять, чем вызвано это облегчение – тем, что она покинула квартиру, где боялась оставаться, или чем-то иным.

Почти до самой Москвы Полунин спал. Сев в самолет, он вдруг почувствовал страшную усталость от стрессов и недосыпаний последних дней, его организм требовал отдыха, и Владимир не стал сопротивляться. Он закрыл глаза и почти сразу после взлета уснул. А проснулся уже над Москвой, с удивлением обнаружив, что уютно устроился на плече у Татьяны. Полунин выпрямился и, протирая заспанные глаза, извинился за свою бесцеремонность.

– Ой, да ничего страшного! – улыбнулась ему девушка. – Это я положила вашу голову себе на плечо, увидела, как вертитесь в кресле, пытаясь устроиться поудобнее, и решила, что на моем плече вы выспитесь лучше.

Владимир смутился. Забота секретарши тронула его до глубины души. В последние несколько дней он только и делал, что кому-то что-то доказывал и с кем-то за что-то боролся, в ответ получая непонимание, обиды и черствость. И именно поэтому воспринял поступок Татьяны не как желание угодить шефу, а как простое человеческое участие.

– Спасибо за заботу, Таня, – проговорил он, пытаясь выглядеть строгим, чтобы девушка не догадалась о его душевные муках. – Но в следующий раз не делайте этого. У вас, наверное, затекла рука.

  69