очень нудно 
63 
– Нужно так нужно! А о чем мы будем говорить?
Четыкин коротко взглянул на меня своими прозрачными, ничего не выражающими глазами, кашлянул и пробормотал с затаенным вызовом:
– Зачем вы ввели в заблуждение людей, будто я предлагал вам квартиру на Маленковской? Что это за странные шутки, Ладыгин? У родственников горе, а вы отмачиваете такие номера! Да еще ссылаетесь при этом на меня!
В этой тираде было чертовски много любопытного, сейчас главным было правильно распорядиться этой информацией. Я опять воспрял духом и впал в охотничий азарт.
– А почему вы знаете, что я отмачиваю номера? – невозмутимо спросил я Четыкина. – Вы что, за углом стояли?
Четыкин смешался, но тут же взял себя в руки.
– Мне вас описали! – зло сказал он. – Нетрудно было догадаться. Таких оригиналов – раз-два и обчелся! Имели еще наглость записать меня в свои друзья!
– Вам не хочется иметь такого друга, как я? – В голосе моем прозвучало неподдельное изумление. – Выходит, я зря льстил себя надеждой? Мне так хотелось назвать вас другом – хотя бы заочно, – что я не удержался...
– Перестаньте паясничать! – оборвал меня Четыкин. – Ваше поведение недопустимо. Мне не школьники. Вы позорите не только себя – клинику!
Я озадаченно посмотрел на Четыкина и спросил с испугом:
– Вы так полагаете?
Четыкин брезгливо ответил:
– Я бы вас на пушечный выстрел не подпустил ни к одному больному! У вас отсутствует элементарное понятие о чувстве ответственности.
– Ну вот это неправда! – с обидой заявил я. – У меня с чувством ответственности как раз все в порядке!
– Объясните тогда, зачем вам понадобился этот цирк с квартирой на Маленковской? – потребовал Четыкин.
Ради этого вопроса и была задумана эта встреча, Четыкина интересовала подоплека моих поступков – это было несомненно. Во всей его невзрачной фигуре ощущалось напряжение. Я решил выложить ему правду.
Конечно, это было, наверно, несерьезно с точки зрения профессионального сыщика. Но мне подумалось, что если Четыкина не подстегнуть, то от него ничего не удастся добиться. Поставленный перед проблемой лоб в лоб, он скорее начнет совершать ошибки – таковы были мои рассуждения.
– Дело в том, Роман Ильич, – серьезно сказал я, – что в отношении вас я испытываю сильнейшие подозрения.
– Подозрения? – Голос Четыкина прозвучал надменно. – Что за чепуха? Опять ваши шутки?
– Может быть, – сказал я жестко. – Вам виднее. Я подозреваю, что вы по просьбе родственников осуществляете эвтаназию хроническим больным... Предполагаю, что вы приложили руки к трем убийствам – Зелепукина, Смирновой, Саврасова...
Он даже не моргнул своим рыбьим глазом. Только помолчал, разглядывая меня, как диковинный экспонат, а потом произнес медленно и членораздельно:
– Крайне сожалею, Ладыгин, что разговор наш велся без свидетелей... Мне очень бы хотелось подать на вас в суд и хорошенько проучить! Впрочем, кое-какие меры я все-таки приму. Я выйду на Штейнберга, а возможно, и на самого главного. Я попрошу оградить меня от грязных инсинуаций! Думаю, они пойдут мне навстречу... В конце концов, если вы будете продолжать распускать эти сплетни, пострадает не только моя репутация, но и всей больницы...
– А если все-таки окажется, что я прав, Четыкин? – устало спросил я.
Ход он придумал, конечно, классный – представить меня перед Штейнбергом в качестве негодяя, намеренно порочащего репутацию клиники. Лучше уж записать себя в самоубийцы.
– Вы – сумасшедший маньяк! – брезгливо сказал Четыкин. – Параноик. Все, кого вы упоминали, умерли своей смертью, все документально подтверждено, имеются свидетели. Зелепукин вообще не имеет ко мне никакого отношения – я и не знал, что он умер. С тем же успехом я могу предъявить обвинение вам – в вашей практике было не меньше умерших пациентов! Если в вашей голове осталась хоть капля здравого смысла – подумайте об этом... Но к руководству я все равно обращусь. Считаю своим долгом своевременно доложить о недостойном поведении коллеги! Пусть они поступают, как сочтут нужным, но я не желаю сохранять в тайне такое двусмысленное положение!
Он отбарабанил все это одним духом и с облегчением облизал пересохшие губы. Ему в самом деле неплохо было бы опохмелиться. Мне же впору было начать пить, потому что этот ничтожный тип в один момент оставил меня без козырей. Если подходить формально, логика была полностью на его стороне. Действительно, и у меня не раз и не два умирали больные. Вся разница была только в том, что про себя я точно знал, что я не убийца, а про Четыкина точно не знал. Но это был не ахти какой аргумент. Если он действительно решится наябедничать, этот аргумент не сработает и моя карьера в клинике завершится самым жалким образом.
63 
