очень нудно 
88 
- Нам каждый гость дается Богом
- Какой бы ни был он земли,
- Хотя бы в рубище убогом,
- Алаверды, Алаверды.
- Неугомонно ходит чаша,
- И вплоть до утренней зари
- С небес несется песня наша:
- “Алаверды, Алаверды!..”.
Все так увлеченно пели, так самозабвенно. Всем уж давно перевалило за восемьдесят. И никто не удивился тому, что Степан вдруг сел на кровати, спустил ноги в тапочки, пошел на кухню, попил заварки из носика чайника — он любил пить заварку из носика чайника. У него и отец так любил пить из носика — тоже Степан Степанович, и сын его — Степан Степанович — тоже заварку любил так пить. Потом он вернулся обратно, лег и, как утверждают хмельные участники того знаменательного застолья, — весь изошел сияющими радугами.
43.
Как я узнала о смерти Матильды? Фаина по телефону в соседней комнате рассказывала сестре Аннушке:
— Знаешь, Матильда умерла. Пошла встречать Новый год со своими пирогами к Пане Вишняковой. Мороз был — жуткий. Пурга, ветер ледяной, а у нее ведь сердце… Она взяла нитроглицерин, положила в карман платья. Посредине пути ее прихватило. Она попробовала достать лекарство, но далеко положила — не успела. Когда ее нашли, пироги были еще теплые. Этими пирогами ее и поминали. А она, ты помнишь? разные сюрпризы в пирогах запекала — кому попадется, тому будет счастье. Мне в куске пирога от Матильды досталась записка:
- Путник усталый!
- В тяжелых и долгих скитаньях
- Сядь на пенёк — съешь пирожок.
- С моей легкой руки
- Ты почувствуешь вкус
- Беззаботной жизни.
44.
У Фаины было шикарное шерстяное платье — синее в белую крапинку. Она его редко надевала, шерсть грубоватая, оно кололось. Рачительная Фаина, у которой ничего не пропадало даром, говорила нам:
— Я это шерстючее платье надену в гроб.
У нее уже были наготове: платье, белье, косыночка, белые тапочки сложены в дубовом зеркальном шкафу и перевязаны алой атласной лентой.
— Если не умру на зимний солнцеворот, буду жить дальше, — она говорила нам. — День прибавляется, близится весна… Только бы дожить до этого момента.
Однажды она сказала мне:
— Кажется, колокольчики звенят.
— Я ничего не слышу, — говорю.
— Значит, это у меня в ушах, — сказала Фаина.
Она покинула свое тело двадцать первого декабря — в день зимнего солнцестояния.
Мы сами с мамой надели на нее платье, надели косынку и вдруг обнаружили, что в ее свертке — одна только белая тапочка.
Мы чуть с ума не сошли — искали. Мы перебрали все вещи в ее зеркальном шкафу. Просто не верили своим глазам. Фаина была чудовищно аккуратна! И как настоящий просветленный мастер, готовилась к смерти с самого рождения. Мы были изумлены. Мы снова и снова заглядывали под стопки выстиранных и выглаженных простыней и пододеяльников с вензелями Фаины, везде проверили, всюду, но белой тапочки не было нигде.
Фаина лежала — сияющая, безмолвная, безмятежная.
В конце концов она не выдержала и сказала:
— Ну и балбески же вы! Тапочка в тапочке!..
Это были ее последние слова.
45.
Вот вам россыпь историй про моих стариков. Повторяю, что это были люди выдающихся способностей, даже не люди, а переходные существа между человеком и богом, лишенные определенных внешних признаков, без корней, без истоков, без прибежища, без опоры, но они, полные жизни, зримые, подобные Луне, отражались в тысяче рек — во всей своей силе и чистоте.
Теперь, когда эта история подошла к концу, хочу от всего своего собачьего сердца поблагодарить за помощь моего друга — мастера дзен Сергея Седова, а также шестого патриарха Хуэйнэна и учителя Сюй-юня по прозвищу Порожнее Облако.
Пусть все существа достигнут освобождения!
Москва, Орехово-Борисово,
13 октября 2000 года
Годовщина нирваны
Степана Степановича Гудкова
©Марина Москвина, 2004
Виктория Райхер. Зелёное небо, небо, небо
Беата стояла в пробке и пыталась попасть в Женеву. Получалось плохо: вместе с Беатой в пробке стояло еще приблизительно два миллиона машин, и все они пытались попасть в Женеву. Женева была в восьмидесяти километрах, желанная и недоступная, как яблоня за забором. Впрочем, через забор можно перелезть, это-то Беата знала. Через забор перелезают так: сначала подтянуться на руках и заглянуть поверх, потом закинуть ногу, потом… "Пииип!", сказало радио, и Беата отвлеклась. Она много и с удовольствием перелезала в своей жизни через заборы. Но в Женеву пока что было сложно перелезть.
88 
