117 
«Хватит крови, Парфен! – твердил он, словно заклинание, изо всех сил стараясь удержать машину на дороге. – Хватит, придурок! Со своими делами сначала разберись! Хватит крови, Парфен!» Раздались далекие выстрелы, и отец Василий, искренне надеясь, что ошибается, добавил газу и стремительно опустил боковое стекло. Но он не ошибался – стреляли много, регулярно и из разного оружия.
«Господи, помилуй!» – взмолился он, вывел машину на очередную горку и отсюда, сверху, увидел все.
На трассе, перегораживая всю встречную полосу, лежал бензовоз. Ни пикапа, ни «УАЗа» не было видно вовсе. А в кювете вверх колесами, почти в одинаковом положении, словно близнецы в утробе, лежали Толянов «зилок» и огромный черный джип. В какой-то из машин заклинило сигнал, и в ночи уныло тянулся протяжный, тоскливый вой.
Отец Василий сбросил скорость, почти не дыша объехал бензовоз и остановился возле «ЗИЛа». Выскочил, оскальзываясь на мокрой земле, скатился в кювет и кинулся к открытой двери кабины.
– Толян! – крикнул он что было сил. – Где ты, Толян?
Никто не отвечал.
Отец Василий бросился в кабину, наткнулся на чье-то тело и потащил наружу. Человек слабо шевелился, а значит, был жив.
– Толян, это ты? – с надеждой спросил священник и выдернул тело наружу.
Опрокинувшийся на трассе бензовоз тихонько пыхнул и осветил окрестности ярким желтым светом. И сразу стало ясно, что это не Толян. У него на руках лежал министр. Лицо Козелкова было залито кровью, а изо рта шла странная, обильная пена. Но он был в сознании. Отец Василий оттащил министра подальше от сочащегося бензином «зилка» и снова бросился в кабину. Там было пусто.
– Толян! – неуверенно позвал он. – Где ты?
– Эй, поп! – раздался откуда-то снизу хриплый зов. – Иди сюда, поп!
– Толян?
Отец Василий выскочил из кабины и прислушался. Он никак не мог понять, кто его зовет.
– Помоги мне, поп…
Теперь было понятно. Его зовут с той стороны, где лежал джип. Отец Василий кинулся на голос и тут же наткнулся на двоих. У одного была начисто снесена половина черепа, а второй был жив, и это был сам Парфен.
– Вытащи меня отсюда, поп, – прохрипел он.
Отец Василий подошел ближе. Руки Парфена были пусты – по крайней мере, оружия священник не заметил. Он подхватил бандита под мышки и поволок к дороге, туда, где уже лежал истекающий пеной Козелков. По-хорошему надо было оттащить их обоих еще дальше, пока не рванул бензовоз да не занялся «зилок», но священник отчаянно хотел найти Толяна.
– Где водитель «зилка»?! – спросил он Парфена. – Отвечай! Где он?! Парфен кивнул.
– Отвечай, гнида!!! – схватил его за грудки отец Василий. – Где он?!
Парфен скривился от боли и снова кивнул.
– Здесь я, батюшка, – послышалось за спиной, и отец Василий резко повернулся. Прямо перед ним стоял на четвереньках Толян.
– Здесь я, – еще раз сказал он. Было видно, как тяжело ему говорить. – Выпрыгнул я, не стал ждать. Сваливать надо, рванет сейчас. Давай мне одного.
Отец Василий огляделся по сторонам. Довольно широкая полоса горящего топлива, вытекающая из бензовоза, уже почти достигла лежащих в кювете машин.
Они схватили министра и бандита и потащили вперед – подальше от этого места. Сзади что-то ухнуло, и у священника плотно заложило уши, а округа мигом оказалась залита пронзительно ярким, почти белым светом.
Потом появились машины с мигалками. Затем, спустя час или полтора, – машина «Скорой помощи».
И Козелков, и Парфен еще долго были в сознании. Они послушно, без единого каприза, лежали рядом, именно там, куда их положили шофер и священник. Они смотрели друг другу в глаза и молчали. А потом Вадим Николаевич отвернулся и передал свою исковерканную нелюбовью душу Богу.
Парфен продержался дольше минут на сорок. Но когда «Скорая» все-таки прибыла, тоже уже был мертв.
– Они жили долго и счастливо и умерли в один день, – превозмогая боль в разбитом колене, насмешливо процитировал Толян.
– Не надо, Толик, не юродствуй, – попросил его священник и продолжал молиться. Он молился за людей, которые настолько исковерканы, что почитают любовь к ближнему за роскошь, а прощение – за слабость.
И когда отец Василий окончил молитву, из его уст, словно в ответ на его же собственную мольбу, полились, засверкали слова бессмертной Нагорной проповеди. И была в них Его Любовь; и было в них Его Прощение; и был в них Его Ответ на все вопросы…
– Как-как вы только что сказали, батюшка? – спросил, отбиваясь от нависших над ним врачей, Толян.
– Это не я сказал, это сказал Христос, – пояснил священник и повторил: – Блаженны кроткие, ибо они унаследуют землю.
– Вот это Он точно выразился! – усмехнулся водитель. – Кроткие унаследуют землю. Вот только не раньше, чем все эти козлы друг друга перебьют.
Отец Василий не стал ни отвечать Толяну, ни поправлять его. Какая разница, с чего начал человек свое движение к Иисусу, – лишь бы начал.
117 
