очень нудно 
38 
Так размышляя о трудной судьбе частного детектива, я полез в портфель за сигаретами и неловко толкнул его. Он скатился на пол, посыпались бумаги, ручки и видеокассета.
Увидев ее, я хлопнул себя рукой по лбу. Это ж надо так закрутиться! А может, разгадка вся там. Не зря же ее мне передали! И быстро-быстро пошел к комнате психологической разгрузки, к видеомагнитофону.
* * *
Они достаточно долго колесили по Москве, останавливаясь у разнообразных учреждений, застревая в пробках, ныряя в тоннели и кружа по дворам. Где-то на втором часу пути, сидя в пробке на Кутузовском, водитель заявил, что он дальше ехать не намерен, и Дима, расплатившись с ним, пересел в стоящее рядом такси. Объяснив таксисту его задачу, Дима снова стал молча и сосредоточенно смотреть на габаритные огни медленно двигающейся впереди бронированной машины.
Как раз в этот момент в броневике охранник спрашивал у водителя:
– Посмотри, этот хрен на «восьмерке» по-прежнему у нас на хвосте висит?
– Не, налево свернул, – ответил водитель, глянув в зеркало.
– Ну, туда ему и дорога, – удовлетворенно сказал охранник. – Значит, померещилось. Гони тогда напрямую.
Такси пристроилось за инкассаторской машиной. Причем таксист оказался очень сообразительным, он не вел прямое преследование, а срезал путь по проходным дворам.
– Что вы делаете? – тревожился Дима. – Мы же их потеряем!
– Не боись, пацан, не потеряем, – весело отвечал водитель, косясь на методично щелкающий счетчик.
Преследуемые так ничего и не заподозрили. Никто не обратил внимания на безликое такси, похожее на сотни таких же.
После того как выехали за город на Волоколамское шоссе, таксист придержал машину и отстал от инкассатора. Теперь уже трудно было бы потерять из виду такую приметную ярко-желтую тачку на сером шоссе.
Километров пятьдесят они прошли, когда броневик притормозил и свернул налево.
– Уходят через посадки, – сказал таксист. – Думаю, тебе лучше тут выйти и дальше идти пешком – неподалеку их гнездовье, можешь быть уверен. Там дорога заканчивается.
Дима расплатился, отдав последнее, что у него осталось. Водитель покачал головой, подождал, пока он захлопнет дверь, и с пробуксовкой тронулся с места.
Дима спустился с дороги в перелесок и пошел по неширокой дороге, укатанной колесами автомобилей.
* * *
В комнате психологической разгрузки не было никого, кроме психоаналитика Ананьева, который лежал на софе с пультом в руках и задумчиво смотрел по видику «Шестое чувство».
– Привет, Олег! – Мой тон был насколько можно непринужденным.
– Здорово, – ответил он, не отрываясь от экрана.
– Слушай, тебе еще долго искусством наслаждаться?
– А что? – лениво спросил психоаналитик, нажимая на паузу.
– Там такое дело... – Я не знал, что придумать, под каким предлогом отогнать его от телевизора.
К счастью, вошла медсестра – она показалась мне гораздо симпатичнее Инночки, и я Ананьеву втайне позавидовал – и приятным голосом объявила:
– Олег Валерьевич, вас ожидает пациентка.
Тот вздохнул, нажал на стоп и прошипел:
– Ну, смотри свою порнуху, счастливчик!
Я вежливо улыбнулся, потом запер за ним дверь на щеколду, вставил кассету и нажал на «рlay», предварительно смотав кассету на начало.
Минут пятнадцать я смотрел и недоумевал, потому как просто не мог понять происходящее на экране. Мне показывали какое-то домашнее видео: семейный отдых на природе, чей-то день рождения, бытовые зарисовки и все – с участием совершенно незнакомых мне людей. Наверно, произошла какая-то ошибка. Я стал обладателем видеокассеты, которую ждет какая-нибудь бабушка от своих любимых внуков.
Только я поднял пульт, чтобы выключить эту лабуду, как картинка на экране резко изменилась и я увидел какую-то комнату с диваном, на котором сидел не кто иной, как Роман Ураев собственной персоной. И обращался он ко мне. Видеопослание, как в детективе.
Я прибавил громкость. С каждым услышанным словом мне становилось все страшнее и страшнее.
– Дорогой Вовка! – говорил Роман сбивчиво. – Ты, наверное, единственный в этом городе, кто меня поймет и мне поверит. К тому же все это и тебя касается некоторым образом. Знаешь, я по натуре всегда был человеком спокойным и больше всего на свете не любил совать нос в чужие дела. Меньше знаешь – крепче спишь.
Роман криво усмехнулся, прокашлялся и снова заговорил в камеру:
38 
