61 
– Конечно, – ответил Чистяков. – Ваш инструктор вам не рассказывал, какое это мощное явление камнепад, когда каждый самый маленький камень вовлекает в неудержимое движение вниз еще десятки таких же камней, а что уж говорить о больших валунах. Тут тысячи кубометров камня, щебня!
– Так был клад или не был? – наконец спросила та девушка, чьей реакции Чистяков и ждал. Не зря же он лазал на склон и дарил ей букетик эдельвейсов.
– Конечно, был! И Гумера этого арестовали потом. А его помощнички, когда на них поднажали, рассказали, как погиб их товарищ, которого я нашел в расщелине. Его, как я и предполагал, бросили с перепугу, обрезав веревку.
– А профессор?
– Никита Савельевич, к сожалению, так и умер в больнице, – грустно сказал Чистяков.
В этот момент из палатки вышла Синицкая, зябко кутаясь в куртку. Она слышала весь рассказ Чистякова и вышла в самом его конце. Ольга посмотрела на Игоря и чуть заметно отрицательно покачала головой. Чистяков понял ее и кивнул в ответ.
– Серегу Воронина я тогда, конечно, отмазал своими показаниями в милиции, – снова стал рассказывать Игорь. – Так что парень отделался легким испугом, как свидетель, которого обманом и угрозами заставили идти в горы.
– Вы про клад расскажите, – снова загалдели туристы.
– Во время войны некий капитан Грот, который служил в дивизии «Эдельвейс», случайно захватил драгоценности, которые не успели вывезти из местного «Ювелирторга». Он решил присвоить это золото и не сдавать своему командованию. Потом фашистам пришлось срочно отступать. То ли этому Гроту не удалось утащить с собой золото, то ли он считал, что отступают ненадолго. Короче, спрятал он свой клад в горах и пометку на своей офицерской карте сделал. Вернуться немцам не удалось, погнали их наши тогда все дальше и дальше на запад. В конце войны этот Грот получил тяжелое ранение и остался инвалидом. И только вот в прошлом году он, по-видимому, рассказал своему внуку о кладе или внук сам узнал после смерти деда. Этот внук и связался с бывшим немцем Гумером, который хорошо знает нашу страну. Договорились, что Гумер найдет клад и доставит его к границе, а уж внук капитана Грота устроит переправку золота на ту сторону.
– А профессор Воронин-то как узнал о кладе? – прозвучал наконец самый неприятный вопрос, на который Чистяков не хотел отвечать, о чем его жестами и просила Синицкая.
– Случайно. Еще в молодые годы, но это неважно, – махнул рукой Чистяков. – А вот я вам сейчас расскажу еще одну историю, которая случилась с одной молоденькой альпинисткой…
Игорь ринулся в пучину своих обычных баек. А сам вспоминал с теплотой старого профессора Воронина. Не хотел и не мог он судить старика, права не имел, потому что не прошел ужасов войны. А ведь Никита Савельевич, по молодости, а скорее под дулом автомата, вынужден был стать полицаем. Был он им недолго, всего несколько месяцев, и не в чем таком не участвовал. Каким-то образом пересеклись пути молоденького, запуганного немцами паренька и матерого фашистского гауптмана. Отступая со своей частью, Грот доверил парню свою тайну, велел хранить и беречь золото, обещая вернуться. Он же помог Никите Воронину тем, что уничтожил документы полиции. Так никто и не узнал о прошлом профессора, которое его так тяготило всю жизнь. После отступления немцев Воронин-старший уехал из тех мест, где его могли опознать как бывшего полицая. Рассказать обо всем он решился только незадолго перед смертью, и только Чистякову, который ему очень нравился. Он оставил в больнице письмо Игорю, которое спасателю передали после смерти Никиты Савельевича.
Когда туристы расползались глубокой ночью по палаткам, утомленные рассказами и байками Чистякова, он не удержался и поймал за руку девушку, которой дарил эдельвейсы.
– Я никому не рассказал, что в эту пещеру, где завален клад, есть еще один вход, – шепнул Игорь, с наслаждением вдыхая запах волос девушки с примесью горного солнца и альпийских трав. – Может, встретимся как-нибудь, и я покажу, а?..
61 
