24 
– Ну, у богатых свои причуды. Я как-то раз зашел к Санчо без стука. Так у него есть такой небольшой столик, наподобие тумбочки, хитрый такой...
– Знаю, знаю, он меня угощал.
– Вот... Тебя угощал. – Михалыч завистливо посмотрел на меня. – А меня – так за все годы работы ни разу.
– А долго ты здесь? – спросил я, разливая по первой.
– Почитай, уже лет шесть, – мысленно прикинул Михалыч.
Мы выпили за удачу. Я горячо поддержал этот тост, поскольку удача мне сегодня была очень нужна.
– Вообще-то надоело мне здесь, – сказал Михалыч, хрустя соленым огурцом. – Людишки здесь – говно, гостиница – говно... Пашешь тут, пашешь, а благодарности никакой.
– А что же не уходишь? – спросил я.
– Может, и уйду. Хотя здесь вроде свой кабинет, железяки какие-никакие слямзить отсюда можно... сантехнику разную.
– Тоже дело, – наливая следующую стопку, проговорил я. – Между первой и второй перерывчик небольшой, – прокомментировал я свои действия.
– Это точно, – согласился Михалыч и, сделав жест стаканом в мою сторону, выпил.
– Значит, говоришь, людишки здесь говно? – напомнил я Михалычу о том, что он говорил минуту назад.
– Да, – сказал сантехник и начал рассказывать.
Я откинулся на спинку стула и стал внимательно слушать рассказы Михалыча о недоброкачественности местного народа. За десять минут монолога сантехника я уяснил для себя, что Челобанов является банальным треплом, от которого лишь один базар, а толку нет никакого, что все официантки – б...ди, что в бухгалтерии работают лишь стервы и жмоты, что все горничные – старые дуры, а швейцар Арнольдович вообще весь день стоит, «пердит себе в лампасы» и еще деньги за это получает. К своему вящему ужасу, я выяснил и то, что Михалыч после двух порций еще ни в одном глазу, оживлен и бодр, а меня уже начинает забирать. Я вынул из кармана таблетку фенамина и поглотил ее.
– Ты что, заболел, что ли? – спросил Михалыч.
– Да, желудок что-то вчера прихватило.
– Вот, – Михалыч хитро прищурился, – и ты на горшок подсел. Ну, ничего, я смотрю, тебе это на пользу пошло. Просрался и нормальным человеком стал.
– В каком смысле? – удивился я.
– Ты у меня давеча бутылку с бормотухой-то как вырвал?! Даже посмотреть не дал... А сегодня вот угощаешь.
– Да, осознал, – согласился я.
– Вот за это давай и выпьем, – предложил сантехник.
Мы накатили еще по паре рюмок. В течение следующих десяти минут мы уговорили бутылку под россказни Михалыча о том, как он по молодости бегал за бабами и весьма причудливо с ними сношался. Я почувствовал, что уже весьма тяжел на подъем. Михалыч же, прикончив последнюю стопку, бодро крякнул и сказал:
– Хороша водочка! Пьется, как водица.
«Похоже, действует на тебя так же», – подумал я про себя. Я героическим усилием воли достал из пакета еще один «Немиров», при этом чуть не уронив его. При этом глаза Михалыча округлились от ужаса.
– Ты это... осторожно с зельем-то! – покачал он головой.
– Угу, – прогундосил я себе под нос, наблюдая, как прозрачная жидкость наполняет мой стакан.
– Ну, поехали! – сказал Михалыч и поднял свой стакан.
– Я пропускаю.
– Ну, смотри, мне больше достанется, – ехидно заметил сантехник и опрокинул свою порцию.
Мы почти до половины опорожнили второй «Немиров», когда я, несмотря на то что пропустил два раза, в отличие от Михалыча, был уже никакой. И тут я понял суть своей стратегической ошибки – я молчал. Я подумал, что если я не исправлю ее в самое ближайшее время, то безнадежно проиграю сражение, а заодно и все дело.
– Михалыч, – выдавил я из себя.
– Ну, – вякнул он с лежака.
– А хочешь, я тебе расскажу о медицине?
– Не-а, – снова вякнул он.
– Тогда слушай, – не обращая внимания на его реплику, сказал я. – Мы будем говорить об алкоголизме...
Михалыч громко икнул.
– Я попросил бы вас, – высокопарно заметил я и продолжил: – Алкоголизм проходит три стадии. Первая имеет социальное последствие. На второй наступает психологическое привыкание. На третьей стадии появляется уже физиологическое привыкание. Поскольку первую мы с тобой давно прошли, начнем сразу со второй. Психологическая зависимость от алкоголя проявляется...
Михалыч молча слушал мой рассказ, зажав свои мозолистые руки между коленями. Пару раз он вынимал их оттуда для того чтобы пропустить стаканчик, не предлагая выпить при этом мне. В течение всей моей лекции сантехник смотрел на меня ясными широко раскрытыми глазами. Где-то в глубине души у меня уже зарождалась истерика по поводу его несгибаемости. И тут неожиданно наступила развязка. Михалыч как сидел, так и упал батоном на лежак. Вытянув ноги и подтянув под голову засаленную подушку, он сказал:
24 
