54 
– В этом я не сомневаюсь, – осторожно сказала Елена, – но… Нет, я не знаю.
– Давай договоримся так: ты сообщишь маме о своем желании представить ей своего нового бойфренда, и если она согласится меня принять, ты меня известишь. Ты еще не выкинула мою визитку? – игриво спросил он.
– Нет. Храню под подушкой, – в тон ему ответила Елена. – Ладно, ковбой. Жди звонка после обеда, – задорно добавила она.
– Вот такой ты мне больше нравишься, – засмеялся Китаец.
– Какой?
– Веселой и решительной. Буду ждать.
Глава 12
Китаец нажал на «отбой» и набрал рабочий номер Пляца.
– Пляц слушает, – раздалось в трубке после трех долгих гудков.
– Доброе утро. Честно говоря, не ожидал вас застать на работе…
– Так ведь выборы же на носу, – с оттенком самодовольства в голосе пояснил Александр Степанович. – Могу я вам чем-то помочь?
– Мне нужно встретиться со Светловым Дмитрием Сергеевичем. Не могли бы вы помочь с пропуском?
– О чем речь! – с готовностью воскликнул Пляц. – Вы и его, если не секрет, желаете опросить на предмет Эванса?
– Да, у меня одна забота. Так вы мне поможете?
– Я сейчас свяжусь с Дмитрием Сергеевичем. Перезвоните минут через десять.
– Спасибо.
Китаец растянулся на тахте с сигаретой в руках. Ровно через десять минут он снова позвонил Пляцу.
– Дмитрий Сергеевич будет у себя, – лаконично объявил тот, – пропуск на ваше имя у дежурного.
– Благодарю вас.
Китаец надел классический темно-серый пиджак, черные брюки, повязал галстук и, проверив кабуру, сунул руки в рукава длинного пальто.
Мэрия представляла собой красивое четырехэтажное здание в стиле модерн. В нише, между крышей и первым этажом, стоял каменный лев в спокойной позе сознающего свою гордую силу повелителя зверей, радуя взоры прохожих, которым не лень было задрать голову, своей царственной осанкой и упругими мышцами.
Китаец вошел в мраморный холл. У дежурного действительно лежал пропуск на его имя. По ослепительно красной ковровой дорожке он взлетел на второй этаж и углубился в длинный коридор. Навстречу ему попались два сотрудника мэрии, облаченные в дорогие темные костюмы. Они что-то обсуждали. При этом голоса их вольтировали с просто чудовищной легкостью. Казалось, эти люди научились обходиться без слов, обмениваясь прохладным дыханием мгновенного понимания и паутинных намеков. Китаец смог различить только шепот, неуловимый и нежный, словно шелест листвы, которую еле-еле шевелит ленивый ветерок. Когда два озабоченно-бесшумных субъекта прошли мимо него, у него заломило зубы от этого ходячего «Уинтефреша».
Он постучался в дверь с табличкой: «Экономический отдел. Заместитель начальника». Не услышав никакого отклика, толкнул дверь и очутился в просторной приемной. Секретарша отсутствовала. Он прошел к следующей двери. Натуральный дуб, оценил Китаец материал, из которого она была изготовлена. Он постучал.
– Войдите, – раздался глухой голос астматика.
Китаец потянул дверь на себя и шагнул на красно-коричневый ковер кабинета. Перед ним за массивным дубовым столом сидел лысоватый рыхлый очкарик. У него были умные глаза и многозначительная улыбка. Темные горизонтальные полоски бровей, крупный нос и глубокие поперечные морщины, украшавшие его небольшой, но весьма рельефный лоб, придавали его живой пройдошливой физиономии что-то кокетливо-мефистофельское.
– Здравствуйте, – Танин улыбнулся, – меня зовут…
– А-а, – догадливо посмотрел на Китайца сидевший перед ним мужчина, – Александр Стапанович говорил…
– Моя фамилия Танин… Владимир Алексеевич. Мне нужно поговорить с вами об Эвансе, – коротко изложил цель своего визита Китаец.
– Очень приятно, – плутовато улыбнулся Светлов, – садитесь.
Поблагодарив, Танин занял неудобное кожаное кресло у стола Светлова.
– Я слышал, с Питером случилось несчастье, – с ноткой неподдельного сочувствия в голосе произнес Светлов, – вы расследуете, как сказал мне Александр Степанович, обстоятельства этого печального события, – медленно, словно каждое слово было ключом к разгадке, произнес он, – с Эвансом мы дружили. Вы сами, конечно, понимаете, какая может быть дружба между работником мэрии и бизнесменом…
Он опять как-то хитро посмотрел на Танина. Китаец ощущал всю, если можно так выразиться, неактуальность этого томного сухого голоса, которым как бы по недосмотру природы разговаривал Светлов. Напоминавший разбросанные по газону осенние листья, голос Дмитрия Сергеевича резко контрастировал с его плутоватым обликом. Ему скорее подошел бы какой-нибудь крякающий фальцет или на худой конец – звучный баритон, а не эта расслабленно-поникшая ветошь, застилающая его горло пыхтящим серым туманом.
54 
