Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
94 
– Считаю, – спокойно ответил Щукин, просматривая на свет очередную купюру.
– Ну, ты даешь! – поразился Ляжечка. – Ты чего – не веришь, что ли?
– Я никому не верю, – сказал Николай, продолжая перебирать руками денежные знаки.
Ляжечка хмыкнул и налил себе еще.
– Вот это правильно, – сказал он, – никому в жизни доверять нельзя. Даже родному брату. Я тебе рассказывал, как меня брат кинул? Ведь вторая моя отсидка как раз из-за него случилась. Я тогда пытался отмазаться от дела, которое мне мусора шили, да ничего не получилось. Братан мой родной, его Петькой звали… зовут… на очной ставке раскололся. Зеленый был, не выдержал прессовки мусорской. Я у него дома склад устроил – шмотья заграничного туда подвалил. Своя-то квартира была под завязку завалена. Как меня накрыли, у меня уже отмаз был на этот случай приготовлен железный. А мусора, уроды чертовы, Петьку прихватили и начали прессовать – откуда шмотье? Он, конечно, в несознанку, как я его и учил, – мол, купил, приятели подарили… Не для продажи, а для себя. Но мусора-то не работники собеса, их обмануть сложно, они же знают, в чем дело, да и видят, что Петька – пацан зеленый. Ну, я уже обрадовался – хоть и влетел, но сидеть не буду, и Петька вроде нормально держится. А мусора что удумали – как-то ночью нагрянули на хату к Петьке, прихватили его – и в отделение. На три дня в камеру. В одиночку. Три дня держали, без допросов, без курева, без пайки – без ничего… Тут и не такой зеленый измучается, неизвестность-то страшнее всего… А после трех дней вывели, к следаку доставили, а тот ему в лоб – давай пальчики катать будем, семерка тебе светит. Петька в слезы – за что? А они – братан твой, Толик Лажечников, уголовная кличка Ляжечка, дал показания, что ты торгуешь спекулятивным товаром, проводишь незаконные экономические операции… да еще уличен в связи с иностранными спецслужбами, которые в проданное тебе тряпье вставляют подслушивающие устройства и прекрасно теперь знают настроения нашего советского народа. Раз – статья, два – статья, три – статья… А сейчас мы тебе и четыре, и пять устроим, хочешь?! Легко! Вот времена были, – вздохнул Ляжечка, прервав свой рассказ, – сейчас полстраны занимается тем, за что раньше срока давали. Называется – бизнес. А раньше называлось – фарцовка.
– Ну и что там дальше было с твоим братом? – без всякого интереса спросил Николай, все так же пересчитывающий купюры.
– Дальше?..
Ляжечка снова вздохнул.
– А дальше ничего не было, – сказал он. – Петька тут же, в кабинете, разрыдался и сдал меня с потрохами. Да еще припомнил кое-что такое, за что мне лишний год накинули… Понял? Вот так вот, – закончил свой поучительный рассказ Ляжечка, – никому верить нельзя, даже собственному брату. Родному.
– Очень интересный рассказ, – сказал Щукин, захлопывая чемодан, – все правильно.
– Я и говорю, – наливая себе еще, повторил Ляжечка, – даже брату родному верить нельзя.
– Ага, – сказал Щукин, – все правильно – все бабки на месте. И ни одной фальшивки.
– А ты думал! – осклабился Ляжечка. – Фирма веников не вяжет…
Он хлобыстнул еще стакан, отдышался и вдруг хлопнул себя по лбу.
– Ну и дурак я! – воскликнул он. – Я же закусона целый вагон притаранил, а мы, как алкаши под детским грибочком, сидим – голую водку хлещем. Сейчас я…
Он тяжело поднялся.
– Водка-то уже кончилась, – заметил Николай.
– Да?
Ляжечка поднял бутылку на уровень глаз и посмотрел сквозь нее на свет.
– И правда, – огорчился он, – жалко. Надо бы еще… Да нельзя, наверное… Эх, черт… А как хочется… Недогон – хуже смерти…
Коротко простонав, он замолчал. С минуту в нем шла борьба долга с желанием, и наконец Ляжечка с исключительной решительностью, медально отпечатанной на лице, подошел к раковине, открыл кран, набрал полный стакан водопроводной воды и одним махом выпил.
Желание, зашипев, угасло.
– Покемарю пойду, – сообщил Ляжечка, – а ты смотри… это… не это…
– Чего – не это? – притворился непонимающим Щукин.
– Того, – ответил Ляжечка. – Между прочим, за домом тоже следят. За квартирой, где мы находимся, следят. А ты как думал – дело-то очень серьезное, бабки тут шевелятся крутые.
– Это я понимаю, – сказал Щукин, толкнув ногой чемоданчик под столом.
Ляжечка с хрустом потянулся и поднялся из-за стола. Щукин подошел к окну и стоял там неподвижно, пока из прихожей не раздался оглушительный храп.
«Он что – в прихожей, что ли, уснул»? – удивленно подумал Николай и пошел посмотреть.
94 
