очень нудно 
57 
— Садись, мужики, сейчас нам все принесут.
— Ну вот, это уже другой разговор, — обрадованно потер ладони Мачколян. — Это по мне.
Заграбастав оставленную без присмотра бутылку, Ашот запрокинул ее себе в рот и несколькими огромными глотками осушил до дна. Затем удовлетворенно крякнул и приземлился на лавку.
— Кто вы такие? — никак не мог понять паренек. — Не менты, точно?
— Работники службы МЧС, — представился Валентин. — Занимаемся поиском похищенных с теплохода «Волга-1» детей.
— А с чего вы взяли, что к этому причастен мой отец?
— Скажем, на него нам указал тот самый человек, с которого теперь требуют выкуп, — вставил Ашот.
— А если он соврал?
— А если нет? — переспросил Грач. — Насколько я могу судить по твоей реакции на мои слова там, в зале, вероятнее всего второе. Я прав?
— Нисколько. Мой папаша, конечно, отморозок конкретный, но чтобы кого-то похищать ради каких-то сорока миллионов долларов…
— А откуда ты знаешь, что именно сорока? — вновь прицепился Валентин.
— Так по телеку же говорили, — не смутившись, парировал Влад. — Не успеешь включить коробку, как только и слышишь: похищены, требуется выкуп, ведутся поиски. Честно говоря, мне даже интересно, чем все это закончится.
— О, ну об этом я могу поведать тебе и сейчас. Хочешь? — надвинувшись на парня, голосом привидения спросил Ашот.
— Нет. Концовки всегда однообразны и скучны. И потом, я предпочитаю комедии, а не ужастики. Я вообще не знаю, что вы ко мне прицепились. Разве не ясно, что я не имею никакого отношения ни к каким делам своего отца.
— Боишься запачкаться?
— Нет. Мало интересуюсь бизнесом.
Прислонившись к стене, Влад закинул обе ноги на стол и, достав из кармана пачку сигарет, преспокойно закурил.
Ашот с Валентином переглянулись. Даже по взглядам друг друга они поняли, что думают примерно одинаково: парень либо прикрывает папашу, на деньги которого живет, либо боится его гнева, как, впрочем, и осуждения со стороны общественности. Ему проще придерживаться нейтральной позиции, делать вид, что он вообще не в курсе происходящего. Вдруг повезет и удастся выйти чистым из воды. Но при всем при этом парнишка был немного слабовольным. Если с ним как следует поработать, он расскажет все сам, без лишних вопросов. А раз так, то придется все же поработать…
Глава восьмая
Они пили уже второй час, ведя бессмысленный разговор и слушая глупые рассказы парня. Влад, как ни странно, пьяным не казался, и это несмотря на то, что выпил он в два раза больше, чем Валентин вместе с Ашотом, и это без учета того, что алкать он начал гораздо раньше. Спиртное действовало на него возбуждающе, и он, будто получив дополнительный заряд, активно принялся делиться впечатлениями от поездки в какой-то город.
— Нет, согласитесь, я вообще во всю голову раненый, — улыбаясь, размахивал он руками. — Вчера в поезде пил в кабине машиниста, дудел, гудел там во все, мне даже дали порулить. Потом вернулся в купе и всем рассказал, что я их вез. Эти придурки чуть от инфарктов не скончались, а мне так весело было…
Разговаривая со спасателями, юноша редко смотрел им в глаза, чаще он отводил взгляд в сторону, ломал руки или же описывал ими в воздухе какие-то кренделя. И все же по его речи и рассказам Валентин почувствовал, что парень весьма эрудирован, много знает. Много, но в то же время не все. При желании его было легко сломить, навязать ему свою идею, причем он бы этого даже не заметил.
За демонстрируемой самостоятельностью ярко просматривалось внутреннее одиночество, пустота и жаркое желание отдать себя в руки кого-то, кто хорошо знает, что с тобой нужно делать. У него было все, но стоило парню оглянуться назад, как становилось ясно, что прелесть жизни не в материальных благах. Это особенно сильно угнетало и давило на его психику, хотя он в том не признавался и, несмотря на каверзные вопросы спасателей о делах его отца, умудрялся пока держаться. Тормозом служило что-то большее, чем просто родственное чувство, — им был страх.
— Скажи честно, Влад, — решил попробовать еще раз Грачев. — Тебе никогда не было жалко тех людей, которые страдали по вине твоего отца?
— Опять вы за свое. Да не знаю я ничего, не знаю и знать не хочу.
— Я тебе не верю. Я не верю тому, что тебе все равно, что происходит, что тебя нисколько не тревожит боль родителей, беспокоящихся за судьбы своих детей. Не верю, что твое сердце такое же ледяное и холодное. Ты другой человек, ты — не он. Не понимаю, как тебя может устраивать такое будущее, что строит для тебя отец. Разве тебе хочется, чтобы твоего ребенка когда-либо похитили или убили, расплачиваясь таким образом с твоим отцом? А это когда-нибудь случится. Ты не сможешь пройти стороной ту дорогу, по которой шел он, ты в одной с ним колее, и тебе отвечать за его ошибки. Он стар, а ты еще молод. Тебе пока еще по силам изменить свою судьбу.
57 
