очень нудно 
41 
– Черт, кого это он... – Мудрецкий направился вдоль «шишиги». По дороге он обнаружил остальных подчиненных. Ларев, поигрывая автоматом, подпирал задний борт и косился на обочину: там, в некотором отдалении, рядовые Багорин и Заморин пытались развеселить трех весьма испуганных девиц разной степени длинноногости.
– Встать! Лечь! Встать! Лечь! Встать! – Голос Простакова громыхал совсем рядом. За машиной, на обочине. Юрий обогнул «шишигу» и лицом к лицу столкнулся со здоровенным японцем. На голове самурая белела повязка с ярко-алым символом восходящего солнца, лицо было разрисовано сине-зеленой маскировочной краской. Мудрецкий в ужасе отшатнулся от неизвестно как проникшего в Поволжье камикадзе, пригляделся и нашел в иностранном лице какие-то смутно знакомые черты. Лоб отозвался на это узнавание тихим мелодичным звоном.
– Лечь! Двадцать раз отжаться! – оглушительно рявкнуло над ухом, и узкоглазый дисциплинированно впечатался в асфальт. Рядом с ним упал его товарищ. Этот был уже совершенно незнакомым, но черты лица у него были все-таки не восточные. И краски поменьше – так себе, одно-два пятна... – Товарищ лейтенант, провожу оздоровительно-воспитательные мероприятия с местным населением!..
– Простаков, не ори! – Мудрецкий схватился за голову и обнаружил у себя на голове повязку. Судя по всему – такую же, как у отжимающегося возле самых ботинок громилы. – Это ты их так обработал?
– Ну, не я один, – скромно признался сибиряк и поправил сползающий с плеча «калашников». – То есть сначала я, а потом они сильно возражать начали. Валета вот козлом назвали... Шестнадцать, семнадцать... Разрешите продолжать занятие?
– Слышь, летеха, не разрешай ему! – простонал тот, что был немного помельче. – Ну, мы все поняли, в натуре! Мы больше не будем!
– Не, Вован... – прохрипел было «камикадзе», но тут же замолчал. Тяжело все-таки говорить, когда на тебе стоит здоровенный сибирский охотник. Пусть даже одной ногой стоит, но все ж таки тяжеленько.
– Так, этот еще не понял. – Мудрецкий окончательно вник в сложившуюся на дороге ситуацию. – Простаков, этому пациенту требуется дополнительный курс лечения, а с тобой – как там тебя, Вован, что ли? – мы сейчас будем разговаривать. Дошло? Ну-ка, встать!
– Есть, товарищ лейтенант! – Вован вскочил и замер по стойке «смирно».
– Вот так бы и сразу! – умилился Юрий. – А то шумят, понимаешь, таранят военную машину, нападают на военнослужащих Российской армии – между прочим, при исполнении ими служебных обязанностей! Между прочим, по уставу я должен был сразу открывать огонь на поражение, а вот пожалел вас... козлов. Так, Резина! Отбери «шмеля» у Валетова и гони его сюда! Он у нас спец по конкретному базару, будет переводчиком с русского...
Через пятнадцать минут Мудрецкий неторопливо перелистывал небольшие розовые, желтые и зеленоватые бумажки, сложенные аккуратной стопочкой и перетянутые аптечной резинкой.
– Ремонт «шишиги» – сотня... Нам с Резинкиным за ущерб – две... Простаков, Валетов – по сотне за гуманное обращение... Остальным по полтиннику, это еще сто пятьдесят... И триста за «шмель», по дешевке... Итого девятьсот пятьдесят баксов ровно, все правильно. Резинкин, махни им, пусть едут!
– А может, еще полтинник с них содрать, товарищ лейтенант? – встрял Валетов. – Ну там, оскорбление офицерской чести... Чтобы до штуки ровно, а?
– Дешево вы, товарищ рядовой, офицерскую честь цените. – Мудрецкий неодобрительно поглядел в жадные глаза Фрола и спрятал деньги подальше. – Она, между прочим, не продается, а оскорбление смывается – чем?
– К-кровью... – побледнел Валетов и отшатнулся. – Так вы их что... того?!
– Не того, но этого, – кивнул Юрий. – Резинкин, заснул?! Не чую запаха паленой резины! Почему клиентов задерживаешь?!
Заурчал двигатель «Ауди», потом взвыл, провизжали колеса, и в воздухе действительно повисла вонь паленых шин. Когда Мудрецкий подошел к своему водителю, красные огоньки успели нырнуть вниз и начать восхождение на следующий подъем.
– Дай-ка сюда эту трубу... – Лейтенант взвалил тяжеленный огнемет на плечо, оглянулся: – Уйдите-ка подальше! Это, кажется, вот так делается...
Оглушительно рявкнуло, язык оранжевого пламени лизнул асфальт, и к удаляющимся алым точкам добавилась еще одна. Двигалась она в том же направлении, но несколько выше и гораздо быстрее.
– Полет «шмеля», – удовлетворенно заметил Мудрецкий. – Классика. Почти Чайковский.
41 
