89 
– А сам он кто? – не вник в ситуацию Юрий.
– А он у нас борттехник по АДО, – летчик посмотрел на недоумевающего лейтенанта и пояснил: – По авиадесантному оборудованию. Вроде швейцара – двери открывает и ручкой машет. Разница между ним и бортинженером – как между тем же швейцаром и шеф-поваром в ресторане. Так что давайте, собирайтесь-загружайтесь, а мы пойдем фирменное блюдо готовить.
Бортинженера разбудили быстро. Не успел Мудрецкий построить своих бойцов и в последний раз взглянуть на землю родной Саратовской области, как в обшарпанном дюралевом брюхе что-то заурчало и зажужжало. Звук неожиданно оборвался, через несколько секунд повторился и снова затих. Около пилотской кабины распахнулся люк, из него с кувалдой в руках вывалился давешний борттехник.
– Не контачит, – коротко пояснил он замершему в изумлению строю. – Щас мозги вправлять будем!
– Слушайте, товарищ лейтенант, а может, черт с ним? Может, и вправду своим ходом? – тихонько предложил Резинкин. Обсудить это здравое предложение они не успели.
С удивительной быстротой техник подскочил к борту, отвалил крышку какого-то лючка, поднял кувалду и заорал: «Готов!» – «Контакт!» – донеслось из кабины, и кувалда устремилась в недра самолета. Что-то звякнуло, обиженно хрюкнуло и в следующий миг загудело ровно и радостно.
– Есть контакт! – радостно сообщил борттехник, закрывая крышку. Перед тем как скрыться в кабине, обернулся к химикам: – Быстро грузитесь, сейчас взлетать будем!
В подтверждение его слов тонко заныл сначала один двигатель, потом второй... Через минуту все четыре винта начали раскручиваться – сначала медленно и лениво, потом поняли, что отвертеться сегодня не удастся, и лопасти замелькали все быстрее. Моторы гудели не совсем ровно, но мощно – командовать сразу стало затруднительно, и Мудрецкий просто махнул рукой. Пропустил мимо себя по широкой аппарели придерживающую кепки и автоматы колонну, последним оттолкнулся от бетонки и скрылся в тускло освещенном отсеке. Навстречу ему уже пробирался все тот же борттехник.
– Все на месте? Тогда садитесь и держитесь, у нас ремней не предусмотрено! Давайте, к носу поближе размещайтесь, вы всем скопом еще одна тонна! Если с ботинками взвешивать!
Откуда бы могли взяться аэрофлотовские ремни безопасности в салоне, не содержавшем даже намека на мягкие кресла? Химики кое-как расселись на металлических лавках, протянувшихся вдоль бортов, прилипли к редким иллюминаторам. В небольших круглых окошках виднелись в основном бетонные плиты, вцепившаяся в их кромку степная трава и дрожащие тени от винтов. За спинами, в хвосте, заскрежетало и лязгнуло – поднялась аппарель, потом с глухим стуком сомкнулись створки люка. Рев движков на некоторое время притих, потом снова усилился, отдаваясь неприятной дрожью по всей дюралевой туше. Бетонка дрогнула и двинулась мимо иллюминаторов: сначала медленно и печально, а потом все быстрее и быстрее.
Борт с перепуганными химиками внутри долго рулил мимо толстопузых «Илов» и расслабленно опустивших длинные крылья бомбардировщиков. Двигатели то почти совсем затихали, то начинали грохотать так, что машины на рессорах чуть заметно покачивались. Наконец самолет окончательно выбрал верную дорогу и замер. Химики без всякого приказа втянули головы в плечи и покрепче ухватились за все, что показалось надежным. Моторы взревели еще раз, и первый стык между плитами бетонки чуть заметно толкнулся снизу. Второй был гораздо ощутимее, а затем началась сплошная и все ускоряющаяся тряска. Внезапно она прекратилась, и все в отсеке резко встало на дыбы. Пирамида ящиков и коробок перекосилась, потеряла всякую стройность и правильность форм, авоська из капроновых ремней сползла под колеса бээрдэмки вместе с разнокалиберным содержимым.
– Летим! – первым догадался Валетов. Заорал радостно и испуганно: – Мужики, оно все-таки летает!
– Молчал бы лучше... – поморщился Простаков. Его широкое лицо явно меняло оттенок со здорового розового на похмельно-запойный сизый. Потом Леха сглотнул и беспокойно поинтересовался: – Товарищ лейтенант, а здесь эти... ну, пакетики... на всякий случай которые... Они имеются или надо было свои брать?
– Ты чего, укачиваешься? – изумился Мудрецкий. – Или летать боишься?
– Вообще-то не боюсь, – Простаков боролся с рвущимся на волю желудком, но явно мог в любой момент проиграть этот неравный бой. – Я на самолетах летал, и на вертолетах тоже. А вот на этом чего-то... ну... не по мне это... Ой, простите, сейчас, кажись!..
89 
