16 
Оставив сумку в прихожей и надев хлопчатобумажные перчатки, он тщательно обследовал прихожую, туалет, кухню и отправился в гостиную. Пустота. Квартира была четырехкомнатной, отделанной в лучших традициях евроремонта. Светлые стены и современная белая мебель делали ее еще более просторной, привносили некую стерильность и обнаженность.
Китаец заглянул в спальню. Огромная белая кровать, спинки которой своей закругленной плавной формой и гофрированной поверхностью заставляли думать о морской раковине, была застелена розовым покрывалом. Полупрозрачные розовые занавески были небрежно схвачены с обеих сторон двумя широкими атласными лентами. В нижней части задней спинки темнело небольшое окошечко, напоминавшее по форме хвост русалки. Когда наступали сумерки, это окошечко заменяло ночник. Оно вспыхивало, скорее всего, как предполагал Китаец, розовым светом, перламутровой пылью оседая на белом ковре.
На стеллаже, идущем вправо и влево от передней спинки, стояло несколько фото в рамках. Улыбающийся Роман Бондаренко и смеющаяся Светлана. Китаец почувствовал, как больно сдавило сердце. Вот чета Бондаренко на юге, а это – у здания московского ГУМа, вот – на отдыхе, где-то в деревне. На Светлане – смешные бермуды, в руках – удочка. Она скорчила рожицу. Роман держит ведро и растягивает рот в улыбке. Высокий полнотелый брюнет в джинсах. Пронзительный взгляд, а вот улыбка какая-то вымученная…
Далее, на самой большой фотографии, супруги Бондаренко в окружении гостей. Вероятно, какой-то офисный прием. С обеих сторон за спиной толпятся люди. Совсем рядом – маленькая пухлая женщина с огненно-рыжими волосами, в черном декольтированном платье, сидящем на ней, как седло на корове, мужчина в строгом темном костюме с холодной улыбкой на тонких губах и равнодушным взглядом спокойных серых глаз, еще один пожилой джентльмен благородной наружности с сигарой в углу рта, какой-то толстяк в мешковатом костюме с простонародной физиономией.
Сама же Светлана – чистая радость. В серебристом, сильно открытом платье на тонких бретельках… Короткие волнистые волосы набриолинены и зачесаны назад, забраны за уши, взгляд живой и открытый, полные, накрашенные яркой помадой губы, улыбаясь, обнажают ровные красивые зубы.
Китаец с трудом оторвался от фото и снова посмотрел на кровать. Если бы он раньше видел ее, если бы они со Светой решили однажды здесь покувыркаться, как она насмешливо называла то, чем они занимались наедине, он бы сравнил свою подругу с Венерой, вышедшей из пенного моря.
Но ведь она тут и с мужем, наверное, не скучала, – засвербила в мозгу цинично-предательская мысль. Нет, он не станет воображать постельные сцены супругов. Танин покинул спальню и вошел в другую комнату – кабинет. Тот был обставлен с сухой деловитостью.
Но Китайца заинтересовал не декор, а человек, недвижно сидящий за столом из светлого дерева. Бондаренко собственной персоной. Его голова была резко запрокинута.
Китаец осторожно приблизился. Отделанная деревом стена позади Бондаренко была заляпана его кровью и мозгами. Китаец обошел стол. Внизу под стулом натекла и успела засохнуть лужица крови. Рядом с кровью, справа от покойного, он обнаружил пистолет. «Беретта», – определил он марку оружия. Китаец представил себе, как Бондаренко, сидя за столом, вставляет себе в рот ствол пистолета и нажимает на курок…
Он осмотрел поверхность стола. Сквозь темно-красные капельки крови, попавшей на стекло, которое защищало фотографию, маячили счастливые лица супругов Бондаренко. Рядом, в футляре, лежала стандартная видеокассета. Танин взял ее и вернулся в гостиную. Видеоаппаратура была и в кабинете, но Китайца несколько напрягало соседство мертвеца и вид его вышибленных мозгов.
Он вставил кассету в гнездо видеомагнитофона, сел в глубокое кресло перед телевизором, оперируя пультом дистанционного управления, перемотал пленку и нажал на «Play». То, что он увидел, не то чтобы расстроило его, но удивило.
Согласитесь, любому нормальному человеку было бы немного не по себе, если бы он неожиданно увидел пленку, которая зафиксировала его блаженные судороги в момент оргазма. На видеокассете были записаны постельные утехи Китайца и Светланы. Танин усилием воли заставил себя просмотреть всю пленку. Это была запись недельной давности. Тогда он пришел к Светлане первый раз. Кроме сцен, в которых участвовали их возбужденные тела и лица, на кассете ничего не было. Китайцу стало муторно. Он выключил магнитофон и на секунду замер в кресле. Ужасно захотелось курить. Было такое ощущение, словно кто-то решил сыграть с ним злую шутку.
16 
