17 
— Раиса!
После этого была обычно пауза, в течение которой Раиса тихо балдела, потому что ей во сне уже всё становилось ясно. Но она молчала, во-первых, потому, что любила, когда с ней красиво говорят, а во-вторых, потому, что ей хотелось послушать дальше.
Дальше не заставляло себя ждать. Том, Виталик и Джеймс вставали с колена, подходили к Раисе вплотную, смотрели ей глубоко-глубоко в глаза, и произносили еще более печально:
— Раиса!!!
На этом месте теоретическая часть заканчивалась, и начиналась практическая. Практически ни Том, ни Джеймс, ни Виталик не делали ничего особенного, но как-то так хорошо они это делали, что сердце у Раисы во сне билось, как заводное, а от головы до кончиков ног бежали как будто магнитные волны. Том обычно целовал Раису в шею, Джеймс ограничивался поцелуями рук, а вот Виталик шел дальше всех и нежно-нежно целовал Раису в губы. От этих поцелуев Раиса ну просто умирала, и ей было хорошо.
В процессе и Том, и Джеймс, и даже Виталик, у которого вообще-то были заняты губы, но все равно — разговаривали. Они ласково смотрели на тот участок Раисиного тела, который целовали, и повторяли "Раиса…" очено нежно, много раз. Раиса каждый раз во сне забывала, что это сон, и оттого каждый раз радовалась, что вот такой видный мужчина наконец-то пришел и признался ей в том, о чем она и сама, если честно, давно подозревала, но всё-таки приятно. Особенно Виталик. Ну и Том, конечно, он жутко симпатичный, правда, и Джеймс тоже очень симпатичный, так что Раиса не жаловалась.
В какой-то определённый момент сна всегда происходило одно и то же. Раиса на минуту отвлекалась от головокружительных ощущений по поводу поцелуев, и резко вспоминала, что скоро должен придти домой её муж Сева. Причем каждый раз выяснялось, что муж Сева должен придти вот-вот, ну буквально через секунду, и никаких шансов быстро скрыться у Тома-Джеймса-Виталика просто нет. Ах.
Муж Сева был ревнив. То есть не настолько чтобы бить Раису или там к кровати привязывать, но если бы он застал свою жену с чужим мужчиной, который ей что-то там целует, и пусть даже это что-то — всего лишь ножка стула, неважно — он бы убил. Обоих. Или одного. Но любого. Точно бы убил. Раиса знала.
Вообще-то один раз немножечко было. Нет, не Том. И не Джеймс. И не целовал он ей ничего, а просто за руку держал всего пять минут. Но рука была Раисина. И поэтому его муж Сева еще не убил, но почти. И в следующий раз пообещал совсем убить. А Раиса вообще-то с этим Виталиком еще в детский сад ходила, и в школу два года потом, так что всё было невинно и практически по-детски. Но муж Сева этого не понял, он был прямолинейный: он Виталика возле Раисы увидел, и сразу пообещал убить. Обоих. Или одного. Но второго точас после первого. Раиса знала.
Поэтому во сне, когда она вспоминала про мужа Севу и про то, что он вот-вот войдёт, ей становилось слегка не по себе. И она начинала думать, как бы ей так покрасивее этого Тома-Джеймса из дома выпихнуть, скажем, через окно, потому что хотя и девятый этаж, но муж Сева — это хуже, чем девятый этаж. Во всяком случае, для Раисы. А Том-Джеймс-Виталик, как назло, это во сне не очень понимали, и продолжали нежно Раису целовать, и повторяли её имя, как заводные, и никак не хотели никуда деваться. К тому же, деваться было особо и некуда, потому что Раиса не была уверена в готовности Тома и тем более Виталика прыгать с девятого этажа, а что касается Джеймса, то вряд ли он испугался бы Раисиного мужа Севу, потому что Джеймс в случае чего точно смог бы за себя постоять, хотя Сева и ходил шесть лет в районную секцию поднятия тяжестей. И в этом случае убили бы уже не Джеймса, которого пойди убей, а саму Раису. Впрочем, её бы убили, скорее всего, при любом раскладе, поэтому ей становилось не то что бы страшно, но как-то тошно. И уже не хотелось никаких поцелуев, и никакого Тома-Джеймса, а хотелось еще пожить, пусть и без такой красивой эротики, как во сне.
В этот самый момент сна в комнату немедленно входил Раисин муж Сева, без стука или там скрежета ключа в дверях, а как-то сразу, и Раиса понимала, что — вот оно, началось. Она раздумывала, падать ей что ли на колени, или сразу прыгать в окно уже самой, и Сева видел, что ей как-то не очень хорошо, и этого вот Тома-Джеймса он тоже видел, конечно, и в каждом сне Сева в этом месте произносил одну и ту же фразу. Он воздевал на лоб удивлённые брови, указывал толстым пальцем на всё находившееся в комнате, и сурово вопрошал:
17 
