38 
— Да. Она сказала, что не хотела ничего мне говорить, поскольку наш брак распался. Но сейчас… сейчас поняла, что должна.
«Или ей нужно получить содержание на ребенка». Энни удержала при себе эту недобрую мысль.
— А разве она ни с кем тогда не… встречалась? — Ходили слухи, что жена ему изменяла. — Может, он от другого мужчины? — Ожидая ответа, Энни скрестила руки на груди. Было не просто задать такой вопрос.
— Я только что разговаривал с ней по телефону. Она клялась, что эта история была нужна только для развода и что ребенок действительно мой.
— Она хочет помириться?
Выражение лица Синклера подсказало ей ответ.
— Нет, не хочет. Но она должна скоро родить. Если малыш мой, я просто обязан быть рядом.
Если. В душе Энни вспыхнула искра надежды. Все же он не был уверен в правдивости слов Дианы.
— Но почему она не сказала об этом раньше?
Синклер нахмурился.
— Сначала она вообще хотела, чтобы я не знал. — От боли в его глазах у нее замерло сердце. — Что она сама его вырастит.
— Тогда почему бы ей не позволить?
— Я бы себе не простил, если бы мой ребенок рос в неполной семье, а я даже пальцем не шевельнул, чтобы это исправить.
— Но ты вовсе не обязан на ней снова жениться. Многие люди не живут вместе, выполняя при этом свой родительский долг. — Неужели Синклер действительно собирался уйти от нее после всего, что было?!
— Знаю. Но таков уж я есть. Я должен хотя бы попытаться.
— Понимаю.
Разумеется, он, как обычно, хотел «все сделать правильно». Вряд ли Синклер мог быть одним из тех мужчин, которые пару раз в месяц водят своих детей в ресторан и на аттракционы.
— Надеюсь, у тебя все получится, — солгала Энни.
Может, со временем — лет через сто — она пожелает им счастья искренне, но сейчас ей хотелось только одного — убежать в свою комнату и разрыдаться.
Синклер опять машинально провел пальцами сквозь волосы.
— Она в Санта-Барбаре. Мне придется полететь туда.
— О…
Вряд ли теперь у Вики получится устроить романтический вечер. Энни отругала себя за эгоизм. В любом случае жизнь Синклера теперь пойдет под откос.
А ее собственная жизнь?
— Мне жаль, что все так случилось… Особенно сейчас. — Похоже, он говорил искренне. — Если бы я знал, я бы ни за что не воспользовался своим преимуществом вчера вечером.
Его слова пронзили ее клинком.
— Ты ничем не воспользовался. Я была добровольной участницей.
Еще одна глупость. Но разве в том, что случилось, была его вина? Или все же его? Зачем ему сломя голову бежать к бывшей жене и восстанавливать отношения?
Энни достала из буфета газету и открыла ее на развороте:
— Ты это видел?
Его взгляд замер.
— Проклятье! — Он выхватил газету у нее из рук.
Энни вздрогнула.
— Я даже не заметила, что нас фотографировали. — Настолько она была увлечена их коротким романом.
— Я тоже. — Он посмотрел на обложку. — Что это вообще за издание?
— Вики принесла. Она много чего выписывает.
— О да! Конечно! — Он бросил газету на стол. — Будем надеяться, что в широкую прессу это не попадет.
— Да. — Энни было трудно говорить. Синклер снова собирался все забыть. Ей стало больно. И хотелось только одного — чтобы он ушел раньше, чем она расплачется.
— Я пойду собираться. Завтрак не нужен. Через десять минут меня здесь не будет.
Она молча кивнула.
— Мне очень жаль, Энни. — Его голос прозвучал неожиданно грубо.
То ли он пытался сохранить лицо, то ли действительно ничего не чувствовал. Теперь она уже начала склоняться к последнему.
— Мне тоже. — Энни взяла со стола газету и положила ее в буфет, стараясь не встречаться с ним взглядом.
Когда она повернулась, Синклер уже ушел.
В изнеможении она оперлась на столешницу, пытаясь восстановить дыхание. Ей хотелось кричать от боли и разочарования. Но почему? Она должна гордиться собой: она оказалось достаточно смелой и позволила себе наслаждаться жизнью. Ожидать чего-то большего было бы просто жадностью или глупостью.
Вздохнув, Энни начала резать салат. Она не торопилась, не желая еще раз столкнуться с Синклером.
— О, черт… — раздался за ее спиной голос Вики.
Энни вздрогнула, сыпанув лишнюю порцию соли на чесночный хлеб. Вечно эта Вики подкрадывалась подобно хищному зверю.
— Синклер опять все испортил, — пробормотала она.
38 
