105 
— И что мне теперь делать?
— Ты хочешь получить этот совет именно от меня?
— Да. — Она жалко улыбнулась ему. — Ведь ты всегда был откровенен со мной.
— Был, есть и буду. Ты это хочешь сказать? А тебе никогда не приходило в голову подумать о том, каких мучений мне это стоит?
— Прости меня, Саша. Но ведь у нас с тобой никогда бы не получилось такого семейного счастья, каким ты его себе представляешь.
— Откуда тебе знать, каким я себе представляю наше с тобой семейное счастье?
— Знаю. Ты не захочешь делить меня ни с кем. Я сама такая, понимаешь? И я тоже не могу жить в клетке.
— Однако сейчас ты в ней живешь. И наверняка не захочешь, чтоб я вызволил тебя из нее силой.
— Но он не сможет жить один. У него бывают жуткие приступы головной боли и страшной депрессии. Иногда он целую неделю не выходит на улицу, запрещает мне включать телевизор и даже свет. Врачи хотели положить его на обследование в психиатрическую лечебницу, но я не смогла дать на это согласие. Ведь Ирина Николаевна, первая жена Вадима, не отдала его на растерзание психиатрам.
Старопанцев налил стакан чистого джина и залпом выпил его.
— Твоя семейная жизнь, насколько мне известно, длится всего пять месяцев, а ты уже чувствуешь себя на пределе, верно? Ну, а твой юный поклонник, тот и вовсе раскис и превратился в сплошной рубленый бифштекс, как выражается наш новый шеф-повар.
— Откуда ты знаешь Алешу? — удивленно и слегка испуганно спросила Муся.
— Откуда я его знаю? Да он бывает у нас раз в неделю, а то и чаще. — Старопанцев недоверчиво посмотрел на Мусю. — Неужели ты этого не знала?
— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Так что же мне делать, Сашенька?
Он встал и заходил по своему кабинету, натыкаясь на корзины с розами и громко чертыхаясь. Наконец он остановился возле дивана и сказал, сердито глядя на Мусю сверху вниз:
— Кажется, ты уже сделала все, что могла. Теперь наступил черед так называемого перста Господнего, или, как выразился кто-то из великих мира сего, его величества случая. Слыхала о таком?
— Я боюсь. Я очень боюсь.
— Чего?
— Что Алеша его убьет, — прошептала Муся и зажмурила глаза. — Два дня назад он позвонил мне и сказал… Нет, я не могу пересказать тебе, что он говорил о своем родном отце.
— Прости за нескромный вопрос, но этот молодой человек знает, что вы, как ты выразилась, не настоящие муж с женой?
— Нет. Это было бы очень унизительно для Вадима. Он думает, что мы… что у нас все еще длится медовый месяц.
— Наивный маленький фантазер. С ним ты очень быстро соскучишься.
— Я люблю его.
— Разделенная любовь проходит очень быстро.
— Я устала от неразделенной. Очень устала, — прошептала Муся.
— Я давно понял по тембру твоего голоса, что ты переживаешь далеко не идиллическое время.
— Но Топорков сказал, что тебя не было в Москве чуть ли не полгода. Он мне соврал?
— Нет. — Старопанцев отошел в глубь комнаты. Там было почти темно, и Муся не могла видеть выражения его лица. — Меня на самом деле не было в Москве почти полгода. Но я велел ему записывать все твои выступления на пленку. Кассеты мне доставляли специальные курьеры.
— Ты был болен? — внезапно догадалась Муся.
— Нечто в этом роде. Но теперь я снова на коне и, как говорят, свободен как птица. Тем киллером, думаю, тоже руководил перст Господний, хоть мне и очень жаль маленькую Веру.
— Я ничего не знала. Прости.
— А если бы знала? Поступила бы иначе? Отвечай!
Она смотрела на Старопанцева с немым испугом.
Он шагнул к ней из тени — большой, даже громоздкий, потерявший контроль над своими чувствами. Его пальцы больно сдавили ей шею, зрачки напоминали пчелиные жала.
— Я спрашиваю: хватило бы у тебя жалости и на меня тоже?
— Нет. Не хватило бы, — сказала она, выдержав его взгляд. — Но я тебе от всей души сострадаю, Саша.
— А, пошла бы ты подальше со своим состраданием! — Он грубо отпихнул ее от себя. — Что вы, бабье, в этом деле понимаете? Ты сострадаешь мне, любишь другого, живешь с третьим.
— Потому что я шлюха, Сашенька. Я знаю это очень давно. Еще с тех пор, как первый раз отдалась Угольцеву.
Старопанцев внезапно расхохотался. И тут же оборвал свой смех.
105 
