очень нудно 
44 
Он выбрал в кустах роскошную белую розу, с трудом сломал ее стебель и отправился вниз. Под толстыми подошвами ботинок скрипел налипший песок.
Ольга сидела в кресле, когда он вошел. Тонкие пальцы на подлокотниках, опущенная голова. Глаза скрыты упавшими на лицо волосами. Он оказался снаружи, с грохотом захлопнул дверь и запер ее на ключ. Посидел на корточках у противоположной стены. Не было никаких мыслей. Страха тоже не было. Но войти в холодильник он сегодня уже не сможет, просто не сможет заставить себя открыть эту белую дверь. И черт с ними, с красками, пусть мерзнут.
До заката он гулял по площадке, окруженной затейливо подстриженными кустами туи, вокруг пустого бассейна. Его удивляла голубая кафельная глубина, чистота его дна и кувыркающееся эхо от воплей, исторгнутых в его нутро. Рубик неодобрительно наблюдал в распахнутое окно второго этажа за улюлюкающим в бассейн художником.
Потом Лео почувствовал голод, но есть не пошел, а отправился в свою мансарду и упал в бессмысленный тягостный сон, где не было ни его, ни Ольги, вообще никого. Кафельный стерильный сон.
Утром она уже опять стояла у стены, безжизненная и окоченевшая, а у порога валялась увядшая роза, оброненная им вчера. Тут была усыпальница роз.
Лео писал остервенело, не думая о результате, лихорадочно смешивал цвета для подмалевка, грея тюбики с краской в ладонях, дыша на выдавленные на палитру яркие колбаски, теряя терпение. Белая стена, белое платье… Он решил, что напишет саму фигуру, а уж фон выберет потом, наверху, в свете солнца. Пусть это будет интерьер гостиной, или розовый куст в саду, или балюстрада террасы. Только бы написать саму Ольгу. Ее окутанную шелком фигуру, хрупкие руки, приподнятое навстречу свету лицо, темные, цвета штормового моря глаза. Она не смотрела на него, только мимо. Он так окоченел. Пора наверх. Она повернула голову ему вслед. Зачем?
Рубик ждал его в шезлонге у бассейна и пресек попытку снова поорать туда.
— Марат вернулся, не шуми.
— А он разве уезжал?
— Да, вчера. Только утром вернулся. Злой как черт.
— Что пьешь? Пиво? Нет, пиво не покатит. Где бы водки добыть?
— На. — Рубик нашарил где-то позади себя бутылку. — Замерз?
— Уши в трубочку свернулись. Послать бы все…
— Послать успеешь. Марат за портреты щедро платит. Так что есть смысл померзнуть.
— З-за какие портреты? — обалдел Лео.
— За портреты жены. У него их целая коллекция — штук шесть уже.
— Блин! — Лео глотнул из горлышка и едва не поперхнулся. — И все — написаны с мертвой?
— Все. Сдвинулся наш Марат на этом. В остальном — нормальный здравый мужик. А тут — просто копец… — Рубик печально покачал головой.
— А можно на эти портреты глянуть? — Услышанное с трудом укладывалось в голове Лео.
— Нет, он их никому не показывает. Мы по художникам считали. И где он только вашего брата отыскивает? Двое сбежали в первый же день. Остальных — не обидел, хотя один пил тут до позеленения и спал под кустами.
Лео поднялся, задумчиво потоптался на бортике бассейна, вздохнул и пробормотал:
— Идти надо. Работать. Быстрее кончу, быстрее смотаюсь отсюда.
Он не забыл оборвать с куста новую розу. И ему удалось поймать соотношение теплой белизны цветка и холодной белизны женского лица. Роза лежала у ее ног и умирала.
После водки он мерз уже меньше и почти не думал о том, что делает, — руки двигались привычно, глаз автоматически схватывал нужное, а перенести на холст, побыстрее, побыстрее… Какие тонкие у нее пальцы. И эта тень под подбородком. И очертания ноги под непрозрачной тканью — только намеком. А ступня слишком напряжена, нужно смягчить. Завтра он напишет ее лицо, поймает отблеск в волосах, шелковый и сумрачный в глубине. Нужно попросить у Рубика какую-нибудь шапку, очень голова мерзнет. Хотя откуда у Рубика шапка? Тут и холодов не бывает. И снега, похожего на белизну ее шеи, и льда цвета ее глаз. Не бывает…
Он бежал — позорно и поспешно. Выкинул за дверь палитру и ящик с красками и помчался наверх, к теплу, к еде, к живым людям. Пил на кухне горячее какао, жадно и трусливо поедал куски мяса с хлебом. Потом снова пил какао. Рубик куда-то исчез. По дому бродили незнакомые люди с неприветливыми лицами. Он тоже бродил, не останавливаясь взглядом ни на чем. Кого он искал?
Уснул в углу, на каком-то диванчике, никто не разбудил, не сказал, что так не принято, что надо бы спрятаться с глаз. Было холодно, все равно было холодно.
44 
