92 
— Что ты тут делаешь, — накидывается на меня с порога московская приятельница, — ты же уехал!
Я падаю на стул и требую кофе.
— Погоди, не тормоши меня. Уехал? Куда?
— В Вильнюс! На прошлой неделе еще! Что ты вообще в Питере делаешь?
— Шикарные штаны, — говорю я. — Сердце мое, ты меня спасла. Так и знай. А надолго я уехал?
— Ты говорил, что недели на две. Правда, классные штаны? Мне их на заказ сшили. Они как дом! И в карманы можно распихать все-все. А то я вечно все теряю. Так ты не уехал?
Я глотаю кофе, закуриваю сигарету. Как бы ни называлось это кафе, пепельницы у них на столах есть. Вот и хорошо.
— Я уехал. Наверное. Не беспокойся, я тебе снюсь. То есть не совсем я и не совсем тебе, но это сейчас неважно.
Она понимающе кивает.
— Ты мне опять все объяснишь когда-нибудь потом, да?
Я смеюсь, качаю головой.
— Я не уверен, что вообще смогу тебе когда-нибудь это объяснить. Могу сказку рассказать, хочешь?
— Хочу, — говорит она и добавляет ехидно: — Аттракцион неслыханной щедрости.
— Вот и пользуйся, — говорю я и начинаю с классики: — В некотором царстве, в некотором государстве, в старой усадьбе жил человек. Больше всего он любил смотреть ночью в окно, когда на улице дождь, и чтобы при этом на столе горела лампа и печка топилась. В такие ночи он читал под лампой и время от времени смотрел в окно и видел там, в полутьме, второго читающего человека, освещенного лампой. Тогда он воображал, что у него есть брат-близнец и что они вместе читают ночью, пока дождь стучит в окна. Но однажды он заметил, что у его отражения совсем мокрые волосы, книга распухла от воды, а по лицу текут капли. Его двойник сидел под проливным дождем и даже не притворялся, что читает: все равно на страницах было не разобрать ни буквы. Тогда этот человек испугался. А если мы связаны в единое целое, подумал он. А если он подхватит воспаление легких, а умру я? И ладно пока осень, а что же мое отражение будет делать зимой, когда я тут буду сидеть в тепле? На следующий день он побежал к стекольщику и заказал зеркальные окна на весь дом. Стекольщик удивился, но выполнил заказ. И с тех пор по вечерам хозяин дома со своим двойником сидели под одинаково уютными лампами, с одинаково уютными пледами, в одинаково теплых комнатах. Так прошла осень и почти вся зима, но человек не видел в окнах снега, солнца и синего неба — только когда выходил во двор. И в конце марта отражение с ним заговорило. Послушай, сказало оно, дом, лампа и плед — это очень хорошо, но я не могу все время сидеть в четырех стенах. Я хочу погулять. Хочу промокнуть, хочу замерзнуть. В конце концов, я мок и замерзал столько лет, ничего же не случилось. Мой дом с той стороны был огромный, как весь мир, а теперь он только твоя комната. Ты меня запер, сказало отражение, и если ты меня не выпустишь, я уйду совсем. И брейся тогда на ощупь. Человек не хотел лишаться своего отражения. И он сменил стекла в доме на обычные, прозрачные. Вечером он зажег лампу — и отражение немедленно появилось в окне. Оно помахало хозяину рукой, высунуло язык и поймало снежинку.
Моя слушательница сидит затаив дыхание.
— И у этого человека действительно появился брат-близнец? — наконец спрашивает она.
— Нет, — говорю я. — Так просто брат-близнец не появляется. Но с тех пор зимой этот человек даже в комнатах ходит в теплом шарфе. А когда особенно холодно, то и в перчатках. И всегда зажигает свет вечерами, даже если не читает.
Понимаешь, говорю я, нас двое и в то же время один. Мы живем по разные стороны стекла, но когда он спит, а я — нет, мы становимся единым целым. Я перестаю быть им, когда засыпаю сам, а он мной — когда просыпается. Но есть такие места, где его сон и моя явь совпадают, и тогда я проваливаюсь в реальность его снов — не совсем собой, но все-таки и не им самим. Как отражение — тот же человек и в то же время другой. Но ты же меня узнала, верно?
Она молча кивает.
— Ну вот. Это означает, что мой второй заснул в таком месте и заблудился. И если я его не найду, он проснется совсем не там, где заснул. Или не он. И никому из нас это не нужно. Но сейчас я морочу тебе голову, а ты проснешься и ничего не вспомнишь. Я тебя вытащил-то сюда почти случайно, мне нужно было хоть кого-то вытащить.
— Ну и хорошо, что вытащил, — заявляет она. — Зато я штаны по Питеру выгуляю. А то когда еще получится.
И правильно. Ели бы мне взялись так что-нибудь объяснять, я бы, наверное, тоже пошел бы штаны выгуливать. На поводке и с намордником.
92 
