По ночам он подымается и как приведение ходит по зданию, касается руками труб – горячие ли они? Его фигура сутула и нелепа, волосы слиплись, глаза подслеповаты.
За ним важно следуют несколько крыс. Как свита.
Да он и сам напоминает крысу. Только очень большую.
С первыми лучами солнца он вместе с крысами возвращается в свой подвал. Чтобы укрыться от людей и солнечного света.
От пения птиц и человеческих голосов.
В подвале – он вместе с крысами будут снова долгими часами смотреть на игру пламени в котле. И ждать наступления ночи. Крысы с большим уважением относятся к нему.
Они считают его "большой крысой". И он гордится этим.
Наступает полдень. Время обеда.
Крысы зашумели, бегают по подвалу – что-то приволокли и жрут. Котельщик приподымает голову. Кричит им – Цыц!
Крысы послушно умолкают. Понимают что "большая крыса" хочет уснуть. Ведь она питается по ночам, объедками со столов.
А сейчас, она спит. И тогда кто-то из маленьких крыс забирается ему в ноги. Погреть его. Котельщик недовольно дёргает ногой – оставь Марфа… не сегодня… я хочу побыть один.
Да господа. Иногда котельщиком овладевают воспоминания. Кем он был в реальной жизни. Там, в том мире где находятся улицы, люди, солнечный свет. Он тоже когда-то жил там.
Нет, он не был там маленькой крысой. Он был инженером, или конструктором.
Например я был… метрологом. Меня взяли на эту должность но что она означает – я не знал. И никто не знал. Просто так случилось что высокое начальство приказало иметь метролога на заводе.
И меня назначили им. Даже дали свой собственный кабинет.
После чего меня никто не контролировал.
И это было их роковой ошибкой.
Теоретически, мой рабочий день начинался в 8 часов утра.
Как и у всех.
В 8 часов утра на проходной завода начинал работать комсомольский контроль.
Они вылавливали всех опоздавших на работу.
Это происходило приблизительно так:
– Петров! Ты опоздал на 4 минуты. Позор!
– А ты, Сидорова, опоздала на 7 минут – снимаем премию за месяц!
Наконец, в половине девятого – комсомольский контроль уходил. А в десять часов утра – на работу приходил я, метролог.
Вот я иду по заводу, важно держа в руках жёлтую папочку и изображаю озабоченный вид, стараюсь чтобы меня таким непременно все видели.
Мой вид настолько важен что даже директор не решается окликнуть меня. И лишь вежливо кивает головой издалека.
Сделав круг по заводу я снова возвращаюсь домой. Иногда я держу в руках какую-то железяку или линейку. Для особой важности.
Так прошёл месяц, другой…
И вдруг я почувствовал что от безделья дебелею.
В прямом смысле этого слова.
Я не мог уснуть из-за пересыпания. Потерял интерес к жизни. К книгам. К телевизору. Пропал аппетит.
А затем произошёл какой-то перелом.
Всё вернулось. Осталось только одно – я не мог работать. Как все нормальные люди.
Безделье теперь могло продолжаться долгими месяцами.
И так бы продолжалось если бы однажды – директор не решился окликнуть меня.
– Ради Бога простите меня но… Вы кто? – спросил он меня явно робея. – Из контрольных органов? Из налоговой? Из санэпидстанции?
По видимому мой вид был даже важнее чем у самого директора – понял я свою ошибку.
Но было уже поздно.
– Так Вы же сами сказали – Промямлил я – Метрологом мне быть повелели.
И показал ему папку.
– А что ты делаешь на моем заводе, метролог?
И я задумался. Я так и не выяснил что должен делать метролог.
Директор смотрел на меня и от бешенства его лицо становилось зелёным. Затем красным. Затем белым.
Меня уволили на следующий же день.
– Вон отсюда каналья! – Орал он. Он не мог простить что я целый год водил его за нос.
И что мой внешний вид был важнее чем у него.
– Это недоразумение! – Пытался пояснить я директору.- Метрология вечна. И Вы ещё узнаете её значение. И великую силу.
Но директор был неумолим. Показал мне на дверь.
– Вы ещё пожалеете! – С такими словам я пошёл к выходу.
Вдогонку директор дал распоряжение своей секретарше чтобы из моего кабинета сделали… туалет.
Видимо полагая что там ему будет легче срать при воспоминании обо мне.
И по видимому не без основания.
Так это или не так, но мне пришлось уйти с завода. А через год, в городе появился новый советский котельщик. Нет. Никто не радовался и не поздравлял меня. Как будто я умер для всех. Лишь крысы в близлежащих подвалах и канализации – махали мне приветливо хвостиками – Нашей братии прибыло!