23 
– Сбежал кто-то … – понял я. И какая-то жилка на моем лбу отчаянно запульсировала показывая что у меня подымается артериальное давление.
Нельзя было терять ни минуты!
Войдя в раздел где находится полный список всех друзей я объявил перекличку, но фамилию сбежавшего так и не выяснил.
– Тем хуже – сказал я, и приказал им выстроиться на плацу в алфавитном порядке – рассчитаться на первый-второй.
Они стояли низко опустив головы а я медленно шёл вдоль строя и тихим, ласковым голосом спрашивал – не знает ли кто-нибудь из них о побеге? Может что слышали? О планах? О возможных соучастниках? Но они молчали угрюмо опустив голову.
Тем хуже – сказал я. Жилка на моем лбу запульсировала ещё сильнее. И я пошёл в здание конторы. В свой кабинет. Зимний ветер трепал полы моей шинели и развевал на ветру. Где-то раздавался отрывистый собачий лай. Было сыро и неуютно. Прожектора обшаривали каждый куст, каждый камень …. а сирены тревоги завывали вокруг истошным воем не переставая.
– Какая же плохая зима выдалась в этом году – подумал я и вдруг решил снова вернутся на плац. Ещё раз прошёлся вдоль шеренг. С нескрываемой ненавистью заглядывал в лицо каждому. Старался увидеть глаза. Но они опускали их.
– Наверное знают что-то! – И я заорал высоким голосом срываясь на фальцет – Отвечать когда Вас спрашивают!!! Немедленно!!!!
Но они лишь продолжали стоять угрюмо смотря себе под ноги. Так и стояли аж до вечера, озябшие на холоде, пока я перед самым ужином снова не вышел к ним.
Мороз становился ещё крепче – даже ватные перчатки не спасали руки от холода. Как и мои новые кирзовые сапоги кремового цвета, подбитые войлоком. Поэтому я был краток в речах.
– Внимание! Вы все знаете о чрезвычайном происшествии! И что сегодня я был сильно разочарован Вами! – Мой голос стал громче и визгливее – Как выяснилось между нами нету ни взаимопонимания, ни сотрудничества! … В общем, Вы вынуждаете меня прибегнуть к крайним воспитательным мерам – После чего я сделал долгую, многозначительную паузу и наконец произнёс главное:
– Каждый четвёртый по счету в шеренге, будет забанен на месяц.
Между шеренгами послышался недовольный ропот, кто-то с задних рядов начал выкрикивать ругательства …
Я нервно задёргал пальцами правой руки, непроизвольно потянулся к поясу а мои глаза стали выпучиваться от изумления как будто хотели вылезти из орбит.
Шум сразу же умолк.
– Вот так то лучше будет! – Немного успокоившись я приказал сделать вечернюю проверку и идти на ужин. А всех кто был четвёртым – увести в забаненную зону, прямо сейчас, с плаца. Без лишних вещей. Лишь позволил взять шинель чтобы укрываться ночью от холода.
И котелок – для приёма пищи.
В 22 часа дал сигнал отбоя тревоги.
Жизнь на сайте медленно возвращалась в обычное русло… – порядка, дисциплины и взаимопонимания.
Шесть пуль снайпера
Как умирает автор?
Когда в нём заканчивается душевная страсть …
Когда хочется лишь лежать на диване, пить пиво и думать о том как много ты сделал для человечества.
В душе заканчивается волнение. Есть лишь покой.
– А-а-а-а! – Кричишь ты в отчаянии. Я же ещё не умер. Почему у меня такой покой в душе?
И начинаешь бороться с покоем – звонишь своей первой любви по телефону, мастурбируешь на красивых телушек, слушаешь заводные песни по телевизору.
Но покой – как тихая смерть надвигается на твою душу.
Он как океан. Громадный и бездонный.
Он захватывает тебя.
Тебя перестает волновать любовь, страх, волнение. даже аппетит пропадает.
И ты с удивлением понимаешь – вот так начинается смерть.
С покоя в душе.
Смотришь на себя в зеркало – высокий, статный. красивый.
Но только ты знаешь – ты уже мёртв. В душе.
Почему старикам уступают место в трамвае?
Когда уступают мне – я сажусь, но чувствую себя как будто наебал кого-то. Как будто знаю – что меня по правде говоря, должны были выкинуть пинком с трамвая.
– Сам подумай. На хер ты нужен в этом мире?
Я вжимаюсь в кресло со страхом ожидая услышать эту фразу.
Но кто-то, живший до меня – убедил молодёжь что стариков надо уважать. Спасибо ему за это!
Только что это изменит?
Толку от меня в этом мире мало.
Ни ебу, ни пою, ни танцую, ни работаю.
Только ещё пишу. Ибо когда перестану – значит сдох окончательно.
23 
