Макс Фрай

Библиотекарь

Было так.

Когда мое зрение начало стремительно падать, я, помню, подумал, что это дурной тон, скверная шутка. На месте собственной судьбы, которую, вопреки хорошему вкусу и здравому смыслу, привык персонифицировать, я бы, пожалуй, постыдился действовать столь прямолинейно.

Нет, правда. Человек, который первый же семестр обучения в университете завершил курсовой по ранней поэзии Борхеса, а последний – дипломной работой, посвященной влиянию поэтики ультраизма на его прозу, после чего немедленно засел за исследование особенностей синтаксиса его устных выступлений, одновременно забавы ради написал несколько дюжин эссе о современной прозе под шутовским девизом «Хорхе читает нас на небесах» и внезапно приобрел, прямо скажем, дешевую, но, черт побери, приятную популярность, – так вот, я хочу сказать, человек с такой биографией не должен слепнуть, это перебор, безвкусица, да попросту плагиат.

Я исправно по этому поводу шутил и столь же исправно посещал специалистов. Специалисты, все как один, разводили руками, ссылались на хитроумные приборы, согласно показаниям которых мой организм продолжал нормально функционировать, невнятно говорили о психосоматике, обвиняли во всем усталость и стресс, от которых я, стыдно сказать, вовсе не страдал, инкриминировали мне подсознательное желание закрыть на все глаза, только что к совести моей не взывали, хотя порой казалось, к тому идет.

Все это было чрезвычайно поучительно, но видел я все хуже и хуже. Я завел специальные очки для чтения и еще одни, для вождения; полгода спустя пришлось сменить те и другие, а потом, в начале зимы, – еще раз. Всего через месяц, в конце рождественских каникул, я сел за руль после недельного, что ли, перерыва и понял, что новые стекла уже нуждаются в замене, вот тогда-то я почувствовал, что Господь возложил карающую длань мне на затылок и понемногу сжимает пальцы. Шутки кончились, началась паника.

Мне только что исполнилось тридцать семь лет; жизнь моя, сказать по правде, была бедна событиями. Даже в юности я куролесил довольно вяло, не в полную силу, зато с удовольствием строил планы на будущее, сочинил для себя судьбу, полную страстей, приключений и путешествий, в глубине души полагал, что создан именно для нее, но все откладывал на потом, думал, успеется, а теперь вдруг обнаружил, что стою, как дурак, упершись носом в глухую стену, и мое прекрасное «потом» осталось где-то позади, и вообще всё.

Охваченный лихорадочным энтузиазмом, я принялся суетливо прожигать жизнь. Не зная, с чего начать, выбрал первым пунктом программы обычное пьянство; не могу назвать это решение удачным. Желудок мой наотрез отказывался следовать таким путем, но я боролся как мог. После нескольких бурных ночей, все еще страдая от похмелья и изжоги, я улетел в Мадрид – не потому, что всю жизнь мечтал, просто авиакомпания устроила очередную акцию, билеты на weekend в Мадрид и обратно, со скидкой, за четверть обычной цены, вылет в пятницу после обеда, возвращение в понедельник утром, три ночи в отеле, почему нет. Надо наконец учиться принимать импульсивные решения.

Прилетев, я почти сразу лег спать, а наутро вышел из отеля и понял, что зря сюда притащился, город не произвел на меня решительно никакого впечатления. Дурацкая затея. Глупо в моем положении тратить время и деньги на зрелище, которое не захочется воскрешать перед внутренним взором, когда никакого иного взора не останется у меня.

Можно было сесть в автобус и поехать куда-нибудь еще, да хоть бы и в Толедо, благо совсем рядом, но я пал духом и отправился за покупками. В сувенирной лавке через дорогу от Прадо купил керамическую табличку на входную дверь для Карины и еще одну, с луной и звездами, для Ритиной кухни, которая, я уже знал, никогда не станет и моей тоже. А себе отыскал открытку, глянцевый черный прямоугольник с надписью «Ночной Мадрид», остроумная идея, ничего не скажешь, как будто специально для меня старались неведомые шутники.

А потом я зашел в мексиканский ресторан, где заказал порцию текилы и чудо. Вернее, сперва только текилу, но пожилой коренастый официант в декоративном сомбреро был утомительно любезен, то и дело подходил ко мне, настойчиво спрашивал: «Чего-нибудь еще?» Я сперва вежливо благодарил и отказывался, потом молча качал головой, наконец довольно резко сказал: «А еще мне требуется чудо». Говорил я вполне искренне, но, конечно, расчет был на то, что профессиональный мексиканец сочтет меня психом и оставит в покое. Он улыбнулся краешком длинного шакальего рта, кивнул и удалился. Позже, когда я потребовал счет, в нем значилось: «Текила – 6, чудо – 1,5». Я оценил шутку, аккуратно отсчитал монеты, однако на чай ничего не оставил, рассудив, что остроумный официант и без того неплохо на мне заработал.

  1