Лёгкий, ненавязчивый романчик 
171 
Но чтобы целый корабль – специально для нее, это было чудо, и чудо надо было как-то пережить.
– Ну, друзья, это Магдала. – Роза взяла девушку за плечи и тихонько подтолкнула вперед, к столу. – Она будет у нас читать. А это, моя хорошая, наш экипаж. Знакомься.
Капитана звали Форвард Бек. Магдала прыснула и покраснела бы, не пылай она и без того румянцем уже добрых десять минут. Мистер Бек был внушителен, седовлас, один его ярко-голубой глаз смотрел вкось.
Старший помощник и второй помощник были близнецы или просто очень похожие родственники. Они сдержанно улыбались, и Магдала запомнила только их имена: Атилла и Миклош, а ужасную свистяще-шипящую фамилию просто не разобрала. У Атиллы на лацкане кителя светился алой капелькой какой-то значок.
Магдала познакомилась со старшим механиком и двумя его помощниками: Борис, Морис и Григор (ой, только бы не забыть), с боцманом синьором Микаллефом: «Откуда ты, красавица? Ах, из Гарба, какая молодчина!» – и одним из матросов, чернокожим парнем Данилой. «Йо!» – сказал Данила, оскалился кокосовой сладкой ухмылкой и от души тряхнул руку Магдалы. Остался только высокий, худой и очень смуглый джентльмен, который, прежде чем поздороваться, сурово спросил Розу: «Руки?»
– Мыли, доктор, – ответила Роза ласково. – Магдала, это доктор Омар, судовой врач.
– В жарком климате, – начал было доктор, но тут дверь в другом конце кают-компании распахнулась, и вошел еще один член экипажа. Он тащил огромный поднос с хлебом и вазу с яблоками, бухнул все это на стол и сказал:
– В жарком климате, синьор Омар, все ужасно хотят кушать в седьмом часу вечера. Приятного аппетита!
Команда «Морской птицы» засмеялась на десять голосов, и даже доктор Омар улыбнулся.
– Это наш повар. Он доброволец, – сказала Роза. – Его зовут Себастьян.
– А это наша Роза, несравненная мистрис О’Ши, библиотекарь, радист и при случае вице-помощник всех. – Себастьян, совсем молодой парень, молниеносно поснимал крышки с супниц и салатниц, звякнул перед Магдалой ложкой и вилкой, метнул белую молнию тарелки, обдал ее горящие щеки дуновением салфетки и завершил свой аккорд тонким звоном бокала на синей переливчатой ножке. – Всех. Даже синьора Бориса. Всех, кроме Себастьяна Перейры. На камбузе он работает один!
И с довольным видом юный независимый повар-доброволец плюхнулся на стул слева от Магдалы, состроив ей на ходу страшную гримасу. Видимо, при необходимости от него могла бы работать небольшая электростанция.
Капитан разлил апельсиновое вино. Все было точь-в-точь, как на дне рождения или на празднике.
– Ну, – сказал он, – грузно воздвигаясь во главе стола, – за нашу новую читательницу! За добрую встречу и славное путешествие!
Про путешествие Магдала не очень поняла. Она ела, запивала знакомую еду знакомым шипучим апельсиновым вином, и было ей хорошо. К тому же под столом еще стояло варенье.
– У меня там варенье, – сказала она повару. – Ты вафли-то напек?
– Ммрмрг, – отозвался повар, грызя кроличью косточку, мол, конечно, напек. Или наоборот: «Ты что, какие вафли?»
Вафель он и в самом деле не приготовил, зато были сдобные булочки. Варенье пошло на ура.
– Это я варила, – сказала счастливая Магдала, и все вокруг радовались ее умению, а матрос Данила даже пальцы облизал.
* * *
– А где я буду спать? В библиотеке? – спросила Магдала, отчаянно зевая.
– Спать будешь в пассажирской каюте. Идем.
– Ага.
Спотыкаясь на высоких порожках-комингсах, Магдала поплелась следом за Розой. Почему-то в руке у библиотекаря была свеча. А может быть, это Магдале уже снилось. И уж наверняка во сне увидела она большую, совершенно корабельную и никак на этом корабле почему-то невозможную дубовую двустворчатую дверь. Роза что-то сказала, двери распахнулись, и при свечах (да почему же свечи, тут же везде э-лек-три-че-ство) Магдале открылась огромная комната, и неведомый аромат, как в церкви, обволок облаком, и в этом облаке смутно колыхались паруса бумажных кораблей, мерцали карты и вспыхивала начищенная медь колоколов и обручей…
Эту сверкающую медь Магдала первым делом вспомнила, проснувшись в светлой комнате, где по потолку бежали золотые следы от волны, где слева, кроме сердца, еще ровно тукал и бился в переборку отзвук дизельных моторов. Пахло свежим бельем и морской водой. И кофе.
Сонным умом она понимала, что это корабль, на который она вчера поднялась (чудо! чудо!), и что корабль, скорее всего, плывет, но все-таки зрелище бегучей морской волны за иллюминатором подкосило ее.
171 
