17 
— А ты не спишь?
— Нет.
В окно ворвался легкий влажный ночной ветер.
— Илья.
— М?
— Если бы не тот громила, я бы с тобой сейчас не разговаривала.
Он не ответил.
— Илья.
— А?
— Почему кольцо было в кровати?
— Это не самая приятная тема для беседы.
— А все-таки, — настояла я и услышала тяжелый вздох.
— Это моя кровать была.
— Ты на ней умер, да?
— Нет.
— Тогда как?
— Ты всегда такая настырная?
— Нет. Только когда мне очень хочется чего-то. Ответишь?
— Тебе спать на этой кровати еще.
— Да мне без разницы, ты же рядом и вроде как мой хранитель.
Я услышала легкий смешок.
— Труп мой туда положили, после того как из реки вынули.
— Из реки?
— Угу.
Плотина памяти, пропускавшая раньше только ручеек воспоминания, прорвалась, и хлынул сильный поток. Река. Илья. Противный дед Федосей. Я как ошпаренная подскочила на месте.
Глава 7
За доли секунды его обеспокоенное лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моего. Ласковые зеленые глаза внимательно вглядывались в мои черты. Теплые ладони придерживали за плечи.
— Я вспомнила! Ты — Илья!
Черная бровь удивленно приподнялась.
— Нет. Не в том смысле, что имя забыла. В смысле я тебя видела, точнее себя в тебе… — Я запнулась. — Короче, ты спасал тех людей на этом, как его! Дощаник! А дед Федосей, его дочка и потом еще кто-то… они тебя утопили… от страха. И там еще лошади были… и остров, и водоросли… — У меня закончился воздух, я глубоко вздохнула.
Илья молчал, только нахмуренные брови выдавали его беспокойство.
— Где ты это видела?
— Во сне. В день поездки. Это правда все? Да?
Он обнял меня. Сейчас я ощутила его тело каждой клеточкой своего, оно казалось таким реальным и живым.
— Что еще ты видела?
Я во всех подробностях описала свое странное сновидение. С каждым словом Илья становился мрачнее тучи.
— Так это правда? — закончила я.
Он никак не отреагировал на мой вопрос, хотя этого и не требовалось. Я уже знала ответ, чувствовала. В груди теснилась смесь странных эмоций: благодарность за многочисленные спасения меня, моей семьи, и сочувствия его боли, которую он пережил когда-то и сейчас волей неволей по моей вине вспоминал. Никогда ни к кому не испытывала такого. Это как впервые в жизни выпить бокал Кагора терпкого, густого, сладкого. Вина меж тем перевернула жалость в безграничную нежность.
Никогда не думала, что стоять вот так посреди ночи в объятиях малознакомого парня, так приятно!
— Сколько тебе лет?
— Фактически или физически? — он положил подбородок на мою макушку.
— И так, и так.
— Двадцать было, сто пятнадцать минуло. Отец тогда как раз "Ниву" с города привез. Девяносто пятый год был.
Я нахмурилась.
— В магазин в том году приносили собрание номеров за три года.
Илья засмеялся.
— Ну вот, а я думал, буду знаниями сейчас блистать, рассказывать что такое, да как…
Я оторвалась от него и взглянула в лицо.
— Ты всегда беззвучно смеешься?
Он пожал плечами.
— Ложись спать. Утром поговорим.
— Не хочу спать.
Илья озорно прищурился.
— Сама ляжешь или мне заставить?
Я вспомнила эпизод на кухне, трех громил и решила, что лечь лучше по собственной воле. Надежнее как-то. Я гордо вздернула подбородок, развернулась и рухнула на раскладушку, о чем последняя не преминула известить весь двор жалобным скрипом. Илья исчез из поля моей видимости, не было слышно ни звука, но в душе жила твердая уверенность, что он сейчас посмеивается над "охраняемой". Ну и ладно. Постараюсь уснуть.
Сквозь дрему я ощутила нежное прикосновение к щеке. Замутненное сознание точно знало, что этого прикосновения опасаться не стоит, оно принадлежало самому замечательному человеку (или не человеку) в мире. Колечко на шее вторило теплу ладони Ильи. А потом я вновь погрузилась в знакомый колодец и падала, падала, падала…
— Машка! Маша! Блин! Маш! Кончай дрыхнуть! Солнышко встало!
Я нехотя приоткрыла один глаз. Надо мной возвышалась торжествующая бодрая Танька.
— Чего тебе? — просипела я и накрылась простыней с головой.
17 
