очень нудно 
111 
В прихожей заворочался Коля-Коля. Раздалось сонное бормотание:
— Ринги, ринги…
Окончательно проснувшись, Кнабаух облачился в халат хозяина, разрисованный равноугольными звездами, и пошел открывать входную дверь. Рыжов стоял на пороге с виноватым видом. Лицо его блестело от пота.
— Утренняя пробежка? — ехидно спросил Мозг.
— Они уехали! — выпалил Игорь Николаевич, — Будут поздно.
Кнабаух с некоторым сомнением присмотрелся и принюхался. Пахло отвратительно. Выглядело и того хуже.
— Это они вам сообщили? — вежливо поинтересовался он. — Или дух Нострадамуса?
С видом триумфатора Рыжов протянул Мозгу записку с пляшущими человечками. Тот мельком пробежал по ней глазами и посторонился, пропуская хозяина в квартиру. Через минуту Кнабаух открыл рабочее совещание в неофициальной обстановке малогабаритной кухни. Как всегда, он был конкретен и изыскан.
— Господа, нам предстоит немного нарушить закон…
Коля-Коля возмущенно отработал ногами. Чегевара облегченно вздохнул. Игорь, Николаевич поджег на счастье индийский веник.
— Прощу садиться, — предложил Кнабаух и поморщился от нестерпимого смрада далекой Индии.
Коля-Коля тут же ушел в глубокий присед и замер. Рыжов и Чегевара вступили в схватку за кресло. Борьба затянулась. Хозяин квартиры остервенело отстаивал свои права собственника, а матерый уголовник на эти права плевал. Все как в жизни. Задача не имела решения. Вечный конфликт дураков и уродов. Мозг это знал и смотрел на них снисходительно. Как всегда, победила злая сила. Чегевара уселся в кресло, обиженный Рыжов примостился на колченогой табуретке, что-то шепча про могилу и муки.
— Господа! — торжественно начал Артур Александрович. — Рад вам сообщить, что наша операция переходит в главную фазу.
Слушатели замерли.
— Все вы прекрасно знаете, как я не люблю насилия.
Коля-Коля с готовностью подпрыгнул, как на пружине, и сделал в воздухе несколько устрашающих ударов.
— Спасибо, Николай, за вашу готовность. Но насилие в криминале — признак небольшого ума. Чем быстрее достигается цель, тем быстрее кончается жизнь!
Чегевара презрительно хмыкнул.
— Так вот. Наши мучения не прошли даром. Собранной информации больше чем достаточно, чтобы достичь цели. А наша цель… — Он сделал многозначительную паузу и произнес со значением: — один миллион долларов, господа!
Рыжов восхищенно захлопал в ладоши, Чегевара открыл рот от удивления. Коле-Коле сумма ничего не сказала.
— Откуда бабки-то, шеф? — вышел из ступора борец за свободу.
— Хороший вопрос. Признаюсь, я его ждал. — Мозг, очень довольный собой, сделал еще одну паузу. — Мент сам отдаст нам деньги.
И снова в приюте потусторонней мысли воцарилась тишина.
— Вижу, вам нужны объяснения? Понимаю. Дело в том, что существует определенный гомосоциальный биоценоз, ради целости которого индивид ориентирован на отрицание личных приоритетов. Альберт Степанович Потрошилов способен на жертвенность. Это его жизненная позиция, а значит — слабое место.
Ни один звук не потревожил тишины. Народ, как обычно, безмолвствовал. Кнабаух уже все сказал, а его продолжали слушать. Загадочные слова проникали в сознание тяжело. Красиво — да. Но тяжело. Можно сказать, не проникали вообще. В глазах бригады стояла мольба о пощаде.
— Поясняю, — тяжело вздохнул Кнабаух, — ради близкого он способен на все! Под угрозой расправы он отдаст деньги!
— Украсть мать?! — дошел, наконец, до Рыжова смысл сказанного. —У мента?! Это же не…
— Точно! — подхватил мысль Чегевара. — Мент никогда денег не даст. У него жилплощади станет больше!
— Хвалю, господа, хвалю. — Кнабаух похлопал в ладоши. — Но у него есть еще и хомяк!
И в третий раз в обиталище полтергейста возникла зловещая тишь. В раскрытые рты толпой полезли темные силы.
— Мама — это действительно большой вопрос, — смилостивился Кнабаух над бригадой. — А вот хомяк — наш шанс. И еще какой! Такие, как этот Потрошилов, за свое животное все отдадут. Он будет смеяться над избитым до полусмерти стариком и в то же время рыдать над чихающим грызуном. Поверьте, друзья! Я знаю психологию людей. — Он многозначительно помолчал и добавил: — И потом, за хомяка менты не подпишутся. Прошу прощения, заступаться не будут.
Восхищение наполнило комнату, вытесняя дым благовония. Благо вонь сама вылетела в форточку со сквозняком. Кнабаух купался в собственном обожании и наслаждался превосходством разума над тупой плотью. Тупая плоть была раздавлена силой его интеллекта и исступленно рукоплескала.
111 
