очень нудно 
37 
— Жизнь такая, в натуре! — передразнила его тетка. — Бери, дед, посмеешься. — Она почти целиком засунула в рот желтого цвета пирожок и принялась жевать.
Гнида снова посмотрел по сторонам, не в силах отделаться от подозрений, что все это подстава хитрожопых оперов. Затем сделал шаг назад. Тетка продолжала жевать. Неподалеку у какого-то мужика беспризорники «толчком» выбили из кармана кошелек. «Грубо, — мелькнуло у опытного Гниды в голове. — Сейчас повяжут». Но никто не крутил им рук. Люди молча продолжали движение. Двое милиционеров брезгливо протащили мимо пьяного.
«Воровство, спекуляция, проституция, открытая торговля порнографией», — уголовник подвел в голове итог, перебирая номера статей на память. Для первых десяти минут пребывания в колыбели трех революций было многовато. Ему почему-то расхотелось выходить с территории вокзала в открытый город, и он с тоской принялся искать на табло поезда в направлении тихого городка Якутска.
Тем временем Моченый матом разрезал толпу, освобождая себе проход. Толпа отвечала тем же и проход не освобождала. Уважение к инвалиду в культурной столице находилось в интервале между «Сам пошел» и «Сейчас вторую обломаю». В конце перрона его догнала толстая девочка лет восьми, формами очень похожая на рыбу камбалу, и завопила:
— Флинт! Капитан Флинт!
Тяжелая золотая цепь на ее шее раскачивалась из стороны в сторону, от чего девчонку даже пошатывало.
— Папа! Сфотографируй меня с пиратом!
Она вцепилась в костыль Моченого и принялась подпрыгивать от нетерпения.
Первым душевным порывом авторитетного вора было желание пожалеть ребенка и быстро задушить ее же цепью. Он посмотрел вокруг, поверх голов, в поисках Гниды, но не нашел. Девчонка продолжала трястись у костыля, как пьяный якутский шаман. Моченый еще раз пожалел, что нельзя ее загрызть прямо здесь, и попытался договориться. Ему никогда в жизни не доводилось общаться с детьми. После мучительных раздумий он выдавил из себя самое ласковое, на что был способен:
— Отхлянь, падлочка.
Девочка на несколько секунд замерла, словно ее выключили, а потом забилась в конвульсиях и завопила во весь голос:
— Папа! Дядя ругается!
Попытки сбросить сумасшедшую с костыля ни к чему не привели, и Моченый, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля, тоже завопил во весь голос, призывая на помощь:
— Гнида-а-а!
— Кто гнида? — Это было последнее, что услышал гроза якутских лагерей на перроне Московского вокзала города Санкт-Петербурга. Потом стало больно, потом темно, потом… никак.
Когда он очнулся, вокруг было тихо. Перед глазами маячило лицо товарища, то расплываясь, то фокусируясь вновь. После всего пережитого оно показалось таким родным, что Моченый чуть не расплакался:
— Валить отсюда надо, Санек.
Гнида, присевший перед паханом на корточки, упал на дряхлеющие ягодицы. За последние лет пятьдесят его никто так не называл. Моченый был крайним в списке, кто мог это произнести. Гнида сидел и решал, что ему понравилось больше, «Санек» или «валить отсюда надо»? Еще полчаса назад он знал ответ, но сейчас молчал. Что-то его останавливало. Он смотрел вокруг и цепкими глазами уголовника-профессионала видел то, чего не видят простые люди. Он видел деньги. Скорее, даже не видел, а чувствовал. Как чувствуют беду или опасность. Он сидел и думал, что в этом веселом городе найдется теплое местечко и для двух ветеранов советского криминала. Новая жизнь встречала их не слишком приветливо. А их никто и никогда приветливо не встречал. Значит, все нормально. Значит, они дома.
Гнида подставил плечо, и Моченый, кряхтя, поднялся на ноги.
— Норма, папа! Проканает! Полный город лохов и беспредел. Наша тема. Прокормимся.
Он отряхнул от грязи телогрейку Моченого, потом свою. Кореша двинулись в путь. Из советской жизни в российскую.
* * *
С вокзала выходили молча. Говорить не хотелось, да и что тут можно было сказать? Голые бабы на огромных плакатах в сумме тянули лет на двести строгого режима. Какие-то оборзевшие беспредельщики расселись по подвалам и открыто торговали валютой. В магазинах немеряно жратвы и джинсов, а Центробанк, судя по всему, не самое богатое место в стране. Как выжить в таких кошмарных условиях, они не знали и боялись друг другу в этом признаться.
Пока Гнида терпеливо отбивался от продавца анаши, Моченый успел покинуть территорию вокзала и выйти в город. Проезжающие мимо транспортные средства резко отличались от оленьих упряжек. Их было много, они плохо пахли и явно недешево стоили. Моченый нащупал в кармане деньги. Все пять тысяч семьсот деноминированных рублей, скопленных за время отсидки. Он не знал, сколько это. Много или мало? Ему нужна была помощь.
37 
