20 
Они с Виталием познакомились при неприятных обстоятельствах на похоронах у двоюродной бабушки Киры – Ириной подруги. Могла бы не ходить: Ирина плохо знала старушку, но не могла не поддержать подругу в трудный момент. Виталик вообще попал туда случайно, просто привез на похороны свою собственную бабушку, которая уже не могла передвигаться без посторонней помощи. И Ирина, и Виталик чувствовали себя посторонними на этом мероприятии и не сильно скорбели об усопшей. Слово за слово – и они не заметили, как прошла траурная церемония, потом – поездка на кладбище и непременные поминки. Это была любовь с первого взгляда. Так показалось Ирине.
Потом был какой–то праздник, Виталик пригласил ее в ресторан и подарил компрессор для автомобиля. Это был неожиданный и очень приятный для нее подарок. Накануне этой встречи Ирина рассказывала ему историю о том, как однажды ночью пробила колесо и боялась выйти из машины, чтобы позвать кого–то на помощь. Кстати сказать, за всю историю их отношений компрессор оказался единственным подарком, который Виталик купил самостоятельно и своевременно. Все остальные подарки Ирине приходилось выбирать самой, и приобретались они обычно не накануне праздников, а гораздо позже.
Мысли приходили и уходили… Статья про мужские измены вещала какую–то банальщину типа того, что надо быть разной и удивлять мужчину в постели, на кухне и в быту. Никакой конкретики, общие слова. Ира практически отключилась…
Раздался звонок мобильного телефона. «Кто бы это мог быть в такое время?» Ирина мокрой рукой потянулась к мобильнику. Номер был незнакомый.
– Алло.
– Добрый вечер. Прохорова Ирина Викторовна?
– Да, это я. С кем я говорю?
– Это сержант 24–го отделения полиции Юго–Восточного округа. Ваш муж, Прохоров Виталий Владимирович, погиб.
«Ваш муж погиб, ваш муж погиб» – стучало у Ирины в висках. Она не запомнила ничего из двухминутного разговора, предшествующего этой фразе. Последующая неделя прошла как в тумане и полном беспамятстве. То ли из–за сильного стресса, то ли из–за таблеток, которые в нее закладывали пачками. Утро. Просыпается в их постели одна. Зеркало над столиком занавешено, на кухне слышен шорох и работающий телевизор. Это не Виталик. Он не просыпается с Ириной вот уже как семь дней. Сегодня – восемь. Ощущение страшной боли. Господи, как больно. Он много лет не ездил на метро. С тех пор как приобрел свою первую машину – старенькую «десятку», он спускался в метро всего несколько раз. Он терпеть не мог метро. Неизвестно, что тогда, неделю назад, заставило его спуститься в подземку. Но именно в тот день прогремел страшный взрыв с террористами–смертниками, о котором сейчас наперебой рассказывали все средства массовой информации. Все это Ирине рассказывал какой–то офицер из полиции, она его так и не вспомнила ни его голос, ни внешний вид. Потом состоялось опознание. Потом – под роспись – выдача личных вещей погибшего. Потом с ней общалась женщина–психолог, она прописала ей таблетки. Потом похороны.
«Боль такая, что хочется кричать. Но кричать нет сил из–за боли. Она пожирает, она повсюду, в каждой клетке моего тела», – рассказывала Ира психологу. Та понимающе кивала. В мыслях осталось только одно: «Моего Виталика больше нет. Он умер».
Ирина осмотрела комнату. Не увидела ни одной его вещи. Рядом с кроватью, как обычно, стоит журнальный столик с ее стороны и торшер с его стороны. На столике всегда лежали его книги по бизнесу и стояла их фотография. На торшере он любил вешать свою рубашку, когда приходил с работы. Ирину это всегда злило. Но сейчас она бы все отдала, чтобы каждый вечер на торшере появлялась очередная рубашка. На комоде перед зеркалом теперь нет его туалетной воды Fragonard, купленной в их последней поездке во Францию. Поездка действительно оказалась последней.
На кухне что–то уронили. Потом открылась дверь и телевизор стал слышен отчетливее. Послышались шаги. Она повернула голову в сторону двери, в комнату заглянула мама.
– Доченька, ты уже проснулась? Пойдем, поешь, я омлет приготовила, папа спустился в магазин за хлебом, сейчас придет. Ну не плачь, милая, не плачь. Давай я принесу успокоительное?
– Мам, почему это случилось со мной? – Она не узнала свой голос, охрипший и очень низкий.
В принципе, это был риторический вопрос, на который нет ответа. И она это понимала.
– Доченька, так Богу угодно, Он один знает, кому, сколько отведено на этом свете. – Мама села на кровать и начала гладить ее белокурые волосы.
20 
