очень нудно 
50 
Медленно иссякало его бешенство и неистовство, но ему казалось, что оскорбление все еще не смыто. Он намотал обе ее косы на руку и протащил скорчившуюся Матильду по всей комнате. Бросил ее на соломенную циновку, расстеленную на каменных плитах, последним пинком отшвырнул ее к камину и лишь тогда отпустил косы.
Она не шевелилась. В разодранном платье, с окровавленными плечами и исцарапанной шеей, она, скорчившись, лежала в углу, как безжизненное тело, тихо стонала, как раненый зверь. Он сказал глухим голосом:
– Отныне ты долго будешь помнить о любви ублюдка.
Она не пошевелилась, а снаружи послышались голоса, крики и приказы. То были слуги и воины замка, которые спешили на помощь. Быть может, среди них был и сам Бодуэн. Гийом еще раз склонился над ней, вытащил кинжал и отрезал прядь ее светлых волос. Внезапно его охватило непреодолимое желание заключить ее в объятия и покрыть все тело поцелуями. Он поспешно отвернулся и вышел…
Снаружи ему пришлось пробивать себе дорогу кулаками и рукоятью меча, и он не обращал внимания, кто попадался ему на пути, мужчина или женщина. В своем зеленом остроконечном шлеме с пластиной, защищавшей нос, которая делила его лицо на две половины, с диким взглядом и поднятым мечом он производил столь устрашающее впечатление, что толпа расступилась. Несколькими прыжками, звеня шпорами, он сбежал с лестницы.
Во дворе он бросился к своим товарищам, которые мирно пили вино, предложенное смотрителем винного погреба Бодуэна. Сам граф был на охоте, но слуги знали, как должно принять свиту герцога Нормандии. Они только не догадывались, какому наказанию подверглась их госпожа от руки этого герцога. Монтгомери подошел и предложил ему кубок вина.
– Твое здоровье, Гийом! Выпей, ты, наверное, умираешь от жажды.
Он залпом опустошил кубок и бросил его на землю.
– По коням, – приказал он, – мы едем домой.
Удивленные рыцари переглянулись. Но зная, что он не терпит никаких возражений, с сожалением вскочили на лошадей и вонзили им в бока шпоры.
Так же стремительно, как и появились, они пронеслись по городу, проехали сквозь ворота и скрылись.
Граф Фландрии остановился у постели дочери и дал волю своему гневу. Уже полчаса он неистовствовал, бегая между кроватью и камином, как зверь в клетке. И за все это время Матильда не произнесла ни слова.
Она забралась под одеяло, так что были видны лишь косы и верхняя часть лица… и повязки, которые ей наложили. Ее служанки и цирюльник замка потратили целый час на то, чтобы смазать все ушибы, ссадины и глубокие раны бальзамами, маслом и целебными снадобьями. Она терпела все это, не жалуясь и не говоря ни слова. Теперь она безучастно наблюдала, как гневается отец и сулит кровавую месть Гийому. Граф был все еще в грязном охотничьем костюме, и его сапоги оставляли на сирийском ковре, этой невероятной роскоши, которая ценилась выше, чем гобелены, огромные следы. Он еще не ел, и Матильда надеялась, что вскоре его желудок даст о себе знать, ибо ее мучили ужасные головные боли и она хотела побыть наедине со своими мыслями. Но, судя по всему, граф не был голоден. Состояние, в котором он нашел свою дочь, заставило его забыть о еде.
Внезапно он остановился, широко расставив ноги, у занавеса, который прикрывал альков.
– Уже утром я созову всех своих людей, – сказал он и взмахнул арапником, – и мы выкурим из норы этого вонючего волка. Я не вернусь до тех пор, пока его голова не будет приторочена к моему седлу.
Повязки мешали Матильде язвительно улыбнуться. Она знала, как ее добрый отец ненавидит войну, и он никогда не упражнялся с оружием, кроме тех случаев, когда охотился в лесах на зайцев или вепря. Конечно, он был отважным человеком и желал сохранить свою честь, но был к тому же бесконечно ленив.
Но в этот раз, казалось, он был настроен решительно. Он уже поднял руку, готовый произнести торжественный обет, как вдруг услышал голос, который для столь жестоко израненной девушки звучал чересчур спокойно:
– Прошу вас, отец мой, не клянитесь, ибо вы не исполните своей клятвы.
– Как?! Я не исполню своей клятвы? – прогремел Бодуэн. – Кто мне помешает в этом?
– Вы сами, отец мой. От меня не ускользнуло ваше пристрастие к Гийому. Вы ведь очень цените этого человека.
– Это уже прошло. После того, что он сделал с тобой, я с ним встречусь лишь на поле битвы.
– Хорошо, – сказала холодно Матильда. – Тогда я помешаю вам в этом. Какое произведет на всех впечатление ваше нападение на своего собственного зятя? Тем более, если вы еще потерпите поражение?
50 
