57 
И почти каждую ночь они могли быть вместе. Людовик дал обет, что во время крестового похода не будет прикасаться к жене, а Констанция воздерживалась от супружеской жизни, ибо ждала ребенка.
Но чем больше они любили друг друга, тем сильнее становилось их желание. Они не замечали ни любопытных взглядов, которыми их провожали, не прислушивались к слухам и сплетням, не видели ни насмешливых лиц, ни нахмуренных бровей священников. Раймон, обнимая Элеонору, мечтал вслух:
– Мы разорвем все путы, связывающие нас. Людовик вернется на родину без тебя, а я прогоню Констанцию.
– Какой священник осмелится обвенчать нас, – вздыхала Элеонора. – Мы состоим в слишком близком родстве…
Но он лишь беззаботно смеялся.
– Что значит для нас церковь и брак? Мы принадлежим друг другу и это единственно важно. Я сегодня же вечером поговорю с Людовиком и моей женой.
Но когда вечером Раймон встречал спокойный взгляд короля, он забывал ту речь, которую старательно готовил. Как может он объяснить непобедимость страсти этому человеку, который даже не заподозрил их?
* * *
Элеонора поправляла волосы перед большим зеркалом, когда рядом с ней возник Людовик. Он сделал знак ей и служанке, который предупреждал все возможные церемонии, и в ожидании сел на скамеечку. Элеонора улыбнулась ему и вновь повернулась к зеркалу. Она была прекраснее, чем когда-либо. Любовь пошла ей на пользу, ее цвет лица сделался нежнее, глаза лучились, а губы стали ярко-красными. В мерцающем свете свечей казалось, что ее волосы живут своей собственной жизнью, а зеленые драгоценные камни, которые украшали их, делали ее похожей на богиню моря.
Она жестом отослала служанку и повернулась к мужу, все еще искоса глядя в зеркало.
– Вы желаете сообщить мне что-то, сир?
Людовик кивнул, и на губах его обозначилась усмешка.
– Да, я хотел попросить вас собраться. Завтра утром мы отправляемся в Иерусалим.
От изумления глаза Элеоноры сделались неестественно большими, рот открылся, и она еле подавила в себе возглас негодования. Отъезд? Он говорит об отъезде? Он хочет увезти ее? каким образом эта безумная идея могла прийти Людовику в голову? Разве он не знает, что она никуда не собирается ехать? Ах да, конечно, он этого не знает! Не глядя на него, она промолвила:
– Поезжайте без меня, сир, у меня нет никакого желания отправляться в Иерусалим.
Голос короля не повысился и не потерял своей обычной кротости и нежности:
– Я не прошу вас сопровождать меня, Элеонора, я приказываю вам начать приготовления к путешествию. Надеюсь, вы меня поняли.
На этот раз она взглянула на него и увидела, что он очень бледен и черты его лица напряжены, но было уже поздно идти на попятную. Да она этого и не хотела.
– Я прекрасно поняла вас, Людовик, это вы меня не поняли. Я не поеду, ибо я не желаю ехать. Я никуда с вами больше не поеду. Я хочу разойтись с вами.
– Дабы продолжать вести тот скандальный образ жизни, который вы ведете с тех пор, как мы приехали сюда? Я ведь все о вас знаю.
– Вы знаете?! Кто сообщил вам об этом?
– Никто. Достаточно было просто внимательно наблюдать за вами. Мне нужно было только время, чтобы окончательно увериться в этом. И только по одной простой причине я безгранично доверял вам и, кроме того, не мог предположить, что наш гостеприимный хозяин унизится до кровосмешения. Прошу извинить меня.
Элеонора промолвила слегка дрожащим голосом:
– Вам не понять этого, Людовик. Я знаю, никому не дано понять этого. Но мы не можем жить друг без друга, подобно тому, как рыба не может жить без воды. Вы должны даровать мне свободу. Я покидаю вас… но что вам до этого? Вы никогда меня не любили.
– Предоставьте судить об этом мне. Но речь идет о другом. Как бы я не ненавидел вас либо презирал, я повелеваю вам следовать за мной, мадам, ибо вы – королева Франции. Вы, кажется, забыли, что королева не может вести себя как уличная девка. Ради того, чтобы спасти корону, в первый раз за всю нашу совместную жизнь вы обязаны мне повиноваться. Я требую этого.
Элеонора ощутила страх перед этим невероятно спокойным и уверенным голосом.
– Никогда! Я останусь здесь.
Людовик медленно поднялся и пожал плечами. Казалось, он внезапно устал и постарел на десять лет.
– Мадам, у вас нет выбора, – сказал он, вздохнув, и ушел.
Когда она осталась одна, некоторое время сидела безмолвно и неподвижно. Из зеркала на нее смотрело ее отражение с расширенными, испуганными глазами. Затем она встряхнулась, как собака, вышедшая из воды, и заставила себя рассмеяться. Принудить ее последовать за ним? Людовик лишился рассудка! Она здесь с Раймоном, в его дворце, под его защитой. Людовику придется подчиниться воле своего соперника, иначе его заставят сделать это. Она решительно направилась к двери, отодвинула портьеру и… Два с ног до головы закованных в доспехи человека с пиками преградили ей путь.
57 
