115 
— На душе у меня камень, в горле комок, — призналась она Альдо, — но мне будет намного легче, если я буду знать, что вы тут, рядом. Выступать в качестве свидетельницы на суде — тяжкое испытание…
— Стоит ли так волноваться, ваше сиятельство? И судья, и адвокаты — все исполнены к вам величайшего почтения…
Лорд Десмонд — ваш друг…
— Безусловно, но зато Джон Диксон, государственный обвинитель, меня терпеть не может. Он всегда с подозрением относился к моей дружбе с несчастным Эриком и не скрывал этого. Я знаю, что наше правосудие обязывает своих служителей к безупречной вежливости и даже больше — к учтивости, но я знаю и таких, которые за учтивыми фразами позволяют себе такие намеки… в общем, крайне неприятные!
— И все-таки вам не о чем волноваться. Я не сомневаюсь, что все пройдет как нельзя лучше.
— Да услышит вас господь! А как вы думаете, сэр Десмонд пригласит Анельку в качестве свидетельницы?
Это тоже было одной из характерных черт английского суда: обвиняемый мог быть выслушан в качестве свидетеля, что позволяло защитнику задавать ему вопросы напрямую.
Этот дополнительный допрос мог послужить и ко благу, и ко злу — все зависело от обстоятельств… и от сообразительности обвиняемого.
— Надеюсь! — вздохнул Морозини, полагая, что юность и красота Анельки могут благоприятно повлиять на присяжных, вызвать в них чувство жалости, сострадания и понимания.
Вошел судья, и все в зале встали. В пурпурном одеянии, отделанном горностаем, в огромном, напоминающем закрученную шаль парике XVII века, сэр Эдвард Коллинз занял свое место на возвышении. Его выход сопровождало почти благоговейное молчание. Как только он сел на свое место, секретарь суда объявил об открытии процесса под названием:
«Король против леди Фэррэлс» — забавная формула, которую можно было бы счесть за объявление дуэли, если бы не такая пикантная подробность: один из объявленных противников отсутствовал. Следом раздался приказ:
— Введите обвиняемую.
Все головы разом повернулись, публика свесилась с галерей, чтобы лучше видеть. Сердце Альдо невольно сжалось при мысли, что, быть может, через два или три дня судья, облачившись в черный капюшон, как того требует обычай, прочитает смертный приговор…
И вот в сопровождении двух стражниц Анелька появилась из лестничной полутьмы и вышла на свет, льющийся из высоких окон. Шепот пробежал по залу, будто рябь по воде, и сэр Эдвард Коллинз, восседающий на своем троне, поднес к глазам лорнет, чтобы лучше ее рассмотреть. Никогда, даже в торжественный день своей свадьбы, не была юная полька так очаровательна, хрупка и трогательна, как сейчас в своем темпом костюме из плотного сукна, единственным украшением которого были ее блестящие волосы и белоснежная кожа. Тоненькая, стройная, она походила на изящный стебелек, увенчанный золотистым цветком…
— Какая жалость! — прошептала герцогиня. — Ей только-только исполнилось двадцать, и какие испытания легли на ее хрупкие плечи…
Альдо не ответил. Королевский прокурор принялся читать обвинительный акт:
— Анелька-Мария-Ядвига Фэррэлс, вы обвиняетесь в убийстве вашего мужа, сэра Эрика Фэррэлса, совершенном вечером 15 сентября 1922 года. Признаете вы себя виновной или не признаете?
— Я невиновна.
Голос молодой женщины был спокоен, звонок и тверд и как нельзя лучше гармонировал со скромной, исполненной достоинства манерой держаться. Она смотрела прямо в глаза своему обвинителю без вызова, но с той непоколебимой уверенностью, которая, похоже, пришлась ему по нраву, поскольку что-то вроде улыбки тронуло уголки его губ.
Трудно было себе представить, сколь не схожи между собой были сэр Джон Диксон и сэр Десмонд. Один худой и высокий, с будто вырубленным топором лицом и с очень живыми темными глазами. Второй коренастый, плотный, приземистый — в нем ощущалась внутренняя сила. В парике, который шел ему меньше, чем другим, он походил на бульдога, а жесткий взгляд его мутно-серых глаз не оставлял сомнения в том, что его противнику придется нелегко, когда он почувствует на себе мертвую хватку адвоката. Но сейчас слово было предоставлено прокурору. Он первым открывал огонь.
Сэр Джон Диксон стал излагать обстоятельства дела. Он обрисовал отношения покойного и его юной супруги, подчеркнув разницу в возрасте, которая вряд ли могла вдохновить на большую любовь девятнадцатилетнюю девушку. Внезапно сэр Десмонд вмешался:
115 
